Смерть по-соседски

– Что-то здесь не так. – Наверное, он говорил это не для меня, но я понял, что еще секунда, и он все поймет, и расправы мне не миновать. Невзирая на жуткую боль в животе, я сумел собрать все оставшиеся силы и бросил свое, когда-то тренированное тело на не ожидавшего подобной резвости врага. Заметив, как округлились в изумлении его глаза, я врезался в него всей массой. Мы упали и покатились по полу. Валера оказался снизу, но даже из этого неудобного положения он успел схватить за руку, которой я сжимал клинок, другой рукой осыпая меня градом чувствительных ударов. И все попадали мне в голову. Я почувствовал себя легковесом, по ошибке вышедшим на бои без правил против человека, вдвое превосходившим в весе и, что важнее, в умении драться. Находясь в невыгодной позиции, он нанес несколько сокрушительных ударов, и я, как говорят боксеры, поплыл. Тщетно пытаясь уклониться от его разящих ударов, я мотал головой из стороны в сторону, но ему было все равно. Продолжая удерживать руку с клинком, он словно на тренировках спокойно выцеливал мою болтающуюся голову, в которой оставалась всего лишь одна мысль: «Мне конец!»

Я пытался свободной рукой поймать его сумасшедший молот, но это было все равно, что пытаться руками остановить разогнавшийся грузовик. Слабеющим сознанием я понимал, что больше не выдержу, и, отказавшись от попыток поймать его без устали бьющий кулак, сумел перехватить клинок прямо за лезвие. Разрезая себе ладонь, пальцы, я вонзил клинок точно в глаз озверевшего врага.

Меня больше не били. Это было такое счастье, что, валяясь без сил рядом с человеком, у которого воткнутый в глаз почти до рукоятки торчал узкий стилет, я наслаждался покоем, не в силах пошевелиться. Невероятно, но я только что убил двух человек, каждый из которых мог сделать из меня отбивную одной левой, даже не вспотев. Я не мог поверить в случившееся, но желания проверить, мертв ли этот тип со странным пирсингом в глазу не было никакого. И даже вытащи он вдруг из своей головы клинок и начни меня резать по кусочкам, даже в этом случае я не смог бы оказать ему ни малейшего сопротивления.

Комната плыла, теряя очертания, в груди не хватало воздуха, а в голове не было ни единой мысли. Кто-то сидящий глубоко внутри твердил, что не время разлеживаться, что нужно встать, бежать, идти, ползти отсюда куда угодно, только подальше, но я не понимал ни слова, ощущая себя выпотрошенной курицей, лежащей перед задумавшейся о рецепте хозяйкой.

В мире не было ничего стабильного. Потолок наплывал, грозя раздавить своей тяжестью, то вдруг исчезал, оставляя странные, изломанные линии художника мелового периода. Меня качало на волнах, достигавших размеров, которые не снились и Айвазовскому, вызывая приступы непереносимой тошноты. Хотелось закрыть глаза и перестать мучить себя и природу своим нелепым существованием. Я чувствовал, что моя рука, воткнувшая клинок в Валеру, кровоточит, но не ощущал никакой боли, словно забыв, что это такое. Странное это было чувство, знать, что ты избит до полусмерти, и не ощущать никакой боли – ни физической, ни душевной…

…Смерть, как это ни прискорбно, всегда где-то рядом. Не я придумал эту простую и такую точную фразу, но согласен с ней на все сто. Когда вокруг тебя постоянно кто-то умирает, невольно хочется пожить еще немного, пережить эту череду смертей и оказаться в числе счастливчиков, которые сумели хоть на некоторое время не попасть в некрологи газет, как одна единица из десятков (сотен, тысяч, миллионов) погибших. Пока вокруг гибли единицы, причем большинство от моих рук, шанс оказаться в их числе был очень высок. Естественно, что при возрастании количества погибших этот самый шанс уменьшался пропорционально количеству врагов. Отсюда следует, что, чем раньше их прикончу я, тем меньше у них останется возможностей сделать это со мной. Как на чемпионате по дартсу: кто раньше дойдет от 501 до нуля, тот и чемпион! И все же стоявшая передо мной задача казалась невыполнимой. Кроме того, что я не знал точного количества врагов, мне было неизвестно, кто за всем этим стоял! А они знали про меня все или почти все. Единственное, что радовало, так это, что их все-таки не 501, иначе я просто устал бы колоть своих врагов, а мое странное желание жить постепенно переросло бы в нормальное желание поскорее умереть.