Смерть в прямом эфире

– В самом конце, – роняет Дженни, словно дала исчерпывающее объяснение. Затем поворачивается к Маркусу и отвечает ему: – Кроме того, нет ничего странного, что передачу снимали здесь. Голливуд не всегда был Голливудом, и «Господин»… – оба парня шипят в унисон. Очевидно, Дженни не соблюдает общее правило. Она меряет их бесстрастным взглядом и продолжает, игнорируя реакцию бывших друзей на ее слова: – «Господин Волшебник» появился раньше телевещания и всегда располагался тут.

– Прямо тут? В смысле, прямо в этом доме? – Вэл ничего не понимает. – Или в Благодати? А студия тоже размещалась здесь? Поблизости отсюда? Или тоже в городе? – она хочет выудить из Дженни как можно больше подробностей и особенно сильно стремится узнать про пожар, несмотря на потенциальную опасность информации.

– На какой вопрос мне отвечать? – собеседница смотрит, не выдавая чувств.

– На все, – смущенно улыбается Вэл.

– Да, «Господин Волшебник» производился прямо здесь, – наконец, уступает Дженни. – Очевидно, это здание построили позже. Думаю, лет сорок или пятьдесят назад. Раньше на этом месте стоял другой дом. И да, студия размещалась тоже тут, – она легкомысленно взмахивает рукой, точно последняя деталь была самой незначительной.

– Но вокруг ничего нет, только пустыня, – Маркус широким жестом обводит окрестности. – Где же мы жили во время съемок? И почему родителей поселили в этом доме, отдельно от нас?

Дженни ставит перед ним тарелку. На верхнем блинчике красуется улыбающаяся рожица из шоколадных крошек.

Однако выражение лица Маркуса при взгляде на угощение вовсе не столь радостное.

– Я не помню, чтобы мы жили в пустыне. Вообще-то, я даже не помню, чтобы родители присутствовали где-то поблизости на протяжении всего процесса съемок.

– Они наблюдали за нами отсюда, – Дженни вручает тарелки с блинчиками остальным.

– Спасибо, – благодарит Вэл, хотя ей единственной не досталось украшения в виде улыбчивого лица. – Даже не помню, когда в последний раз кто-то готовил для меня завтрак. Очень любезно с твоей стороны.

– О, – с удивлением хмурится Дженни. – Пожалуйста. В любом случае, нам не положено обсуждать передачу вне интервью. Я же уже передавала требования ведущей.

– А как возник пожар? Можно посмотреть на то место, где была студия? – спрашивает Вэл. – По факту, это произошло после завершения съемок, поэтому не подпадает под запрет, так?

– Туда нельзя, – отрезает Дженни, со стуком опуская на стол графин с апельсиновым соком. Затем делает глубокий вдох, потирая виски. – Простите. Мне плохо спалось прошлой ночью и… слишком много всего навалилось. Я думала, что готова снова встретиться с тобой, но… ты так изменилась, даже не знаю, сработает ли затея. Нужно, чтобы всё получилось. Обязательно, – она качает головой. – Маркус, ты первый. Спускайся в подвал, как будешь готов.

– Ведущая уже здесь? Но мы не… – начинает Маркус, но Дженни прерывает его, выставляя ладонь.

– Просто иди. А я возвращаюсь в спальню.

И покидает их, закрываясь в комнате.

– Почему это у нее есть дверь? – хмурится Маркус.

– Что я ей такого сделала? – спрашивает Вэл, тыкая пальцем в свой блинчик без рожицы, а затем указывая на украшенную выпечку парней. – Кто-нибудь из вас в курсе?

Оба обмениваются взглядами. Маркус набивает рот и с трудом говорит:

– Мне пора на интервью, – после чего встает и торопливо удаляется, лишь перед лестницей медлит, опираясь на стену.

Интересно, он тоже ощутил головокружение и потерю пространственной ориентации? Может, что-то не в порядке с воздухом в доме? Вроде утечки газа или чего-то подобного? Однако Маркус решительно шагает вниз и вскоре исчезает.

– Ты ничего не сделала конкретно Дженни. – Айзек наливает стакан сока и протягивает Вэл. – Но ее сильно расстроило закрытие шоу. Она восприняла всё так лично во многом из-за оставшейся здесь семьи. Мы иногда общались за прошедшие годы.

– Она чувствует себя брошенной? – уточняет Вэл.

– Скорее застрявшей в одном месте.

Ей прекрасно знакомо это ощущение. Лучше, чем кто-либо мог бы представить. Она хотела бы как следует побеседовать с Дженни, но та явно не заинтересована в возобновлении отношений.

Некоторое время Вэл с Айзеком едят молча, думая каждый о своем.

– Я не пойду на ваше торжество, – объявляет она, когда с блинчиками покончено. – Хочу встретиться с мамой, получить ответы на свои вопросы и уже потом решать, что делать дальше. Если ты сможешь отвезти меня к ней, то затем я сама разберусь. Тебе не обязательно задерживаться и пропускать запланированные дела.

– Отличный план, – Айзек смотрит на входную дверь с решительным выражением лица. – Вообще, можешь взять мою машину, тогда… – он поворачивается к Вэл. Движение кажется неестественным, скованным, точно чья-то невидимая рука дернула его за подбородок. Точно он не может не глядеть на собеседницу. Увеличенные очками глаза замирают на ней, и что-то меняется. Решимость тает, превращаясь в грустную улыбку. – Я не хочу, чтобы ты проходила через это в одиночку, и поеду с тобой, если позволишь.