Вэл моргает, приходя в себя, возвращаясь в настоящее. К матери, которую не видела тридцать лет. Та стоит перед дочерью, подозрительно сузив глаза.
– Привет, это я, – она неловко поднимает руку, затем опускает, – Валентина. Помнишь меня? Я Вэл, твоя дочь.
Перечисляя это, девушка ожидает заметить момент, когда во взгляде матери вспыхнет узнавание. И гадает, что последует дальше: радость, гнев, слезы, готовясь к любому варианту.
Но на лице Дебры отражается не больший интерес, чем у того, кто бесцельно листает каналы телевизора и с отвращением понимает, что там не показывают ничего хорошего.
– Ну, проходи тогда, – вздыхает давно потерянная мать Вэл и отодвигается в сторону.
Когда свет включается на несколько секунд позднее камеры, Дженни уже без колебаний подходит к стулу, хотя и не садится на него, а остается стоять близко к экрану, вглядываясь в его глубины. Тонкие морщинки в уголках ее глаз натягиваются.
Не обнаружив того, что искала, она с разочарованным вздохом отодвигается.
– Они уехали. Айзек с Вэл. Нужно перенести время его интервью.
– Не волнуйся за него. Он всегда там, где должен быть.
– Вот только я буквально пару секунд назад сказала, что они покинули это место, – Дженни потирает лоб, будто стараясь отогнать головную боль. – Хотя Айзек вернется. Обязательно. И приведет с собой ее. Как всегда раньше, когда она куда-то сбегала. Помню первое ее исчезновение. Мы пришли в ужас, потому что наступила пора уборки. Следовало очистить всё и снова сделать хаотичным, как обычно. И, как обычно, мы должны были вернуть всё взятое на места прежде, чем завершить игру.
– Зачем?
– Ты сама знаешь, зачем. Он был там, но не всегда
– Нет, я имела в виду: зачем вы хотели завершить приключения? Разве не лучше было бы продолжать играть? Продолжать мечтать?
– Этого всегда требовала Вэл, – Дженни мрачнеет. – Она говорила, что нам нужен отдых, которого мы не получим, пока он там.
– Почему нет?
– Я просто передаю ее слова. Мне и самой было непонятно. В общем, мы уже готовились к завершению игры, но Вэл каким-то образом умудрилась потеряться. Не так, как случалось с Маркусом, когда он так усердно притворялся, что отдаляется. Господин Волшебник всегда мог его вернуть. А вот она действительно пропала. Исчезла. Остальные начали паниковать, крича, что ее необходимо найти до того, как он явится и увидит, иначе мы никогда не сумеем избавиться от него, иначе его плащ станет слишком большим и холодным… – Дженни осекается, хмурится еще сильнее, так что между бровями залегает глубокая складка. – Короче, мы все бегали и звали Вэл. Китти плакала, само собой. Хави просто надулся, вероятно, жалея, что первым не додумался до такого же номера. Но Айзек ползал вокруг темных краев, прощупывая их, пока наконец не обнаружил слабое место, через которое и ускользнула беглянка. Тогда он назначил старшим Хави – что было единственным способом заставить того вести себя хорошо – и тоже исчез. Оба пропадали где-то очень долго. Мы успели всё убрать, снова навести беспорядок и снова убрать – и так далее, пытаясь потянуть время, а потому настолько устали, что едва могли изображать веселье. Маркус наполовину нарисовал скучную старую детскую площадку, когда Вэл с Айзеком, наконец, объявились, держась за руки. Он испытывал облегчение, но она… – Дженни дергает уголком губ. На ее лице написаны насмешка и замешательство. – Она выглядела, точно очнулась в кошмаре.
– От кошмара, ты имеешь в виду? Выражение звучит так.