Смертельный рейс

Голос этой женщины Сосновскому понравился. Глубокий, мелодичный. Не слащавый, скорее похожий на мягкое урчание пантеры. И черты лица своеобразные, даже привлекательные. Нос был великоват, но он не портил ее лица и даже добавлял образу харизматичности. А вот большие глаза были красивы. Сосновский сразу оценил это, когда женщина откинула вуальку.

– Вы меня знаете, а я вас нет, – сказал Михаил. – Это неправильно. Это нарушает гармонию предстоящего общения.

– Мое имя вам ничего не скажет. Можете обращаться ко мне Анастасия Эдуардовна.

– Очень приятно, – кивнул Сосновский. – Так я вас слушаю, Анастасия Эдуардовна.

Ее отчество понравилось Сосновскому. Не Ивановна, не Васильевна. Такие привычные имена в ходу у простого сословия, а эта дама явно не простых кровей. Дворянка, никак не меньше. И лет ей около тридцати. Значит, у нее было еще дореволюционное детство. С такими сложно, они свои детские воспоминания возводят в идеал, даже если они инфантильные и ложные. Только взрослые могут критически отнестись к своей системе ценностей.

– Вы ведь прибыли сюда в поисках новых контактов с потенциальными союзниками, не так ли? – не отрывая взгляда от дороги, спросила спутница.

– Честно? – усмехнулся Сосновский.

– Ну разумеется, – Анастасия Эдуардовна блеснула белозубой улыбкой. – Какой толк от контакта, если собеседники не будут искренними и честными друг с другом.

– О, еще какой толк! – засмеялся Сосновский. – Когда одна сторона хочет перехитрить и использовать в собственных целях другую сторону, хитрость просто висит в воздухе, как туман. Аж дышать нечем.

– У вас образное мышление. – Женщина снова улыбнулась, дипломатично отреагировав на замечание спутника.

– Ну понятно. – Сосновский снова стал серьезным. – Так вот, если честно, то обстоятельства моего приезда таковы. Я был похищен некими людьми, представившимися впоследствии членами Русского общевоинского союза. Когда я объявил, что являюсь членом подпольной антисоветской организации, мне сообщили, что со мной хотят вступить в контакт руководители РОВСа, а для этого меня нужно переправить сюда, в Харбин. И меня буквально этапировали через границу, не спрося моего желания. Я ответил на ваш вопрос?

– То есть вы не искали контактов за границей?

– Я вам рассказал, как все произошло, – парировал Сосновский, уйдя от прямого ответа. – А к кому мы едем, кто этот человек, который хочет со мной говорить?

– Это человек, который создал ультраправую партию, человек, который вдохновился идеями Муссолини. Это человек, сторонники которого открыли представительства этой партии в двадцати четырех странах. Правда, его деятельность запретили японские оккупационные власти, но он на свободе. И этому человеку близки нужды и чаяния России. Он сам не так давно покинул Родину, но мечтает туда вернуться.

– Константин Родзаевский, – констатировал Михаил. – Значит, у Всероссийской фашистской партии очень тесные контакты с РОВСом? А я считал, что Родзаевский уже отказался от идеи вооруженной борьбы.

– Все русские, живущие в эмиграции, в той или иной мере близки друг другу. По духу, по идее, кого-то просто объединяют воспоминания о Родине.

Сосновский промолчал, оценив способность своей спутницы уходить от прямого ответа.

Машина остановилась на окраине Харбина, возле небольшого каменного дома на берегу Сунгари.

– Идите, вас там ждут. – Женщина кивнула на вход.

– Мы с вами еще увидимся? – спросил Сосновский, не торопясь открывать дверь.

– А вы этого хотите? – Анастасия Эдуардовна с интересом посмотрела на Михаила. – Довольно неожиданно. Что ж, я думаю, что в этом не будет ничего удивительного. Идите.

В лицо пахнуло теплом и чужими пряными травами. В кресле у большой русской печи, задумчиво глядя на огонь, сидел человек с длинными, закрученными вверх усами. Он поднял голову, и Сосновский встретился с ним взглядом. Что-то было в его глазах притягательное и одновременно отталкивающее. Какой-то романтический блеск, граничащий с безумством. «Да, – подумал Сосновский, – такие люди умеют формулировать сумасшедшие идеи и сжигать во имя них города».

– Здравствуйте, Михаил Юрьевич, – продолжая опираться подбородком на сложенные кисти рук, сказал Родзаевский. – Садитесь. Вам сказали, кто я?

– Да, я знаю, кто вы, – кивнул Михаил и сел в кресло у плотно занавешенного окна. – Полагаю, и вы хорошо знаете, кто я такой, раз решили встретиться. Я вас слушаю.

– Вы думаете, что прибыли сюда из Советского Союза и на вас тут же посыплются предложения о совместной борьбе, о предоставлении финансовой помощи, о предоставлении вам политического убежища?

– Я не буду повторяться, Константин Владимирович, потому что, честно говоря, устал уже рассказывать, что приехал сюда не по своему желанию, а потому, что меня сюда привезли. Но не в этом суть. Ваши вопросы подтверждают, что вам интересно происходящее сейчас в Советском Союзе. И вам совсем не интересно, что происходит в Маньчжурии. Думаю, у вас есть возможность уехать в Париж, в Барселону, в Буэнос-Айрес. Но вам туда не хочется. Разочарование? Хорошо, я отвечу на ваши вопросы. Задавайте.