– Так было, молодой человек, в прошлом. Был переворот, который устроили большевики, была большая национальная трагедия, когда четыре года брат шел на брата. А потом – да, волна беженцев и солдат белой армии. Беженцы из самых разных уголков несчастной России: из европейской части, из Сибири, из Приморья. Мы здесь, несмотря на житейские трудности, стали объединяться вокруг своих командиров и вливаться во вновь создаваемые организации. Казаки вошли в Казачий союз, а монархисты – в Корпус императорской армии и флота. Мы, старшие офицеры, ощущали необходимость дать молодежи что-то существенное для служения Родине: умение, навыки, идею. И мы, и они всегда верили, что недалек час, когда потребуются молодые силы, особенно в армии, для участия в освобождении России от большевиков. Вот тогда и создали курсы унтер-офицеров и урядничьи классы, а потом и военное училище под началом Русского общевоинского союза. Да, вот это самое, при харбинском отделении Корпуса императорской армии и флота.
– И японцы смотрят на вашу деятельность сквозь пальцы? – удивился Сосновский.
– После оккупации японскими войсками здесь многое изменилось. Прежде всего, РОВС и Корпус императорской армии и флота были закрыты. Почти все руководство было арестовано и выслано в Северный Китай. Военная подготовка, как видите, продолжается, но теперь под контролем оккупационных властей. В мае 38-го года генерал от кавалерии Кислицин издал приказ о создании Дальневосточного союза военных Маньчжурской империи.
– Я понял вас, подполковник. – Сосновский покрутил папиросу и раздавил ее в хрустальной пепельнице. – Видимо, мне предстоит встреча с кем-то из настоящих хозяев. Благодарю, что уделили мне несколько минут и просветили насчет истинного положения дел.
– Не горячитесь, Михаил Юрьевич. В Харбине достаточно истинно русских, настоящих офицеров, которые не захотят войти в Москву на японских штыках или посрамить славу Порт-Артура, отдав Дальний Восток нашему старому противнику. Я сказал вам слишком мало, но я сказал вам и очень много для того, чтобы вы правильно оценили ситуацию и свою позицию. Увы, я принял вас как администратор русской эмиграции. Вам будет предоставлено место для проживания. К сожалению, это не гостиница, а частные апартаменты, но таковы нынешние условия.
– Благодарю вас, подполковник. – Сосновский поднялся. – Я прошу об одном небольшом одолжении: Антон Перегудов, с которым я переходил границу… не были бы вы так любезны оставить его при мне? Он знает город, знает людей. Да и в бытовом плане он может оказать мне неоценимую помощь.
– Да, безусловно! Вас проводит один из нижних чинов. Отдыхайте, Михаил Юрьевич. Мы с вами еще встретимся.
Белоцерковский церемонно, заглядывая в глаза, пожал гостю руку. Сосновский ответил простым твердым рукопожатием.
Было о чем подумать. Странный разговор, странная ситуация. Каково здесь истинное положение дел? И кто конкретно хотел видеть его в Харбине, кто хотел этого контакта? Кто, черт возьми, отправлял в Советский Союз диверсионные группы, пытаясь сорвать перегон самолетов по маршруту Алсиба?
Выйдя из здания в сопровождении молодцеватого широкоплечего усача с немного кривыми ногами, Сосновский осмотрелся. В самом деле, архитектура, вывески, да и лица вокруг – преимущественно русские. Китайцев почти нет. Его сопровождающий в начищенных сапогах, в сером пиджаке поверх подпоясанной косоворотки, терпеливо ждал. Наконец Михаил кивнул: пошли!
Легковой автомобиль, стоявший напротив входа в дамское ателье, тронулся, как только Сосновский пошел вдоль улицы. Молодая женщина с крупным носом и насмешливыми глазами прикладывала к глазам театральный бинокль, разглядывая Сосновского.
– Ну что? – спросил мужчина в кепке с большим козырьком, сидевший за рулем.
– Выправка не военная, – ответила женщина. – Военную форму он никогда не носил. Но манеры вполне аристократические. И все же он не дворянин. Скорее всего, просто хорошее образование и воспитание. А это кто?
Водитель притормозил и посмотрел на мужчину, который подошел к Сосновскому и его спутнику. Небрежно выбив папиросу из серебряного портсигара, водитель прикурил от спички и бросил ее в окно.
– Никто, – выпустив струю дыма, ответил он. – Это, мадам Шереметьева, некто Андрон Перегудов – бывший гимназист, участник Ледяного похода. Был вольноопределяющимся в Добровольческой армии, потом подпрапорщиком у Каппеля. Здесь после окончания обучения получил погоны прапорщика. Хороший исполнитель, не больше. Забросили в Советскую Россию. Теперь вот вернулся с вашим подопечным. Темная, кстати, история. Его сопровождали двое, но один погиб в стычке с пограничниками.
– Хорошо, поехали за ними.