Смотритель

Их план еще мог сработать. Действительно мог. За завтраком Джейкоб не упоминал о Кларках и о цветах. Он хорошо поел и, кажется, был в добром расположении духа. Хоть сын и не говорил об этом, родители знали: он встречался с Вероникой. Теперь, когда прежний дом Джейкоба продали, можно начать строительство нового на пастбище, как они всегда и планировали. Но с Гантом необходимо разобраться, и предельно жестко.

Кора дождалась середины утра и поднялась на холм. В первые годы после смерти Мэри и Изабель Дэниел один ходил с цветами на каждый день рождения девочек, Рождество и Пасху. Кора знала, что другие считали ее отказ бывать на могилах дочерей бесчувственностью. Возможно, иногда так считал и муж.

Через три года он перестал носить цветы, и с тех пор могилы стояли пустые. Если Дэниел иногда и приходил туда, чтобы постоять возле памятников, Кора об этом не знала. И разве буквы, аккуратно высеченные на мраморе, не свидетельствовали о порядке, который смягчал несправедливость смерти дочерей? Она, а не Дэниел, распорядилась высечь на памятниках только фамилии, без имен и дат жизни. И никаких агнцев или ангелочков вокруг.

На кладбище Гант, стоя на одном колене, стриг траву возле забора. Когда Кора подошла, он отложил ножницы и встал.

– Я пришла выяснить, действительно ли ты беспокоишься о моем сыне, – сказала Кора.

Гант ждал. Она и забыла, какой он огромный, потому что обычно он старался держаться как можно более незаметно.

– Те цветы, – продолжила Кора. – Почему ты считаешь, что они от ее родных?

– Дата и то, что прислали именно бархатцы, – напряженно, почти с вызовом ответил Гант, не отводя взгляд. – На почтовом штемпеле был указан город Пуласки в Теннесси. Это недалеко от фермы Кларков.

– Ты имеешь в виду бывшую ферму Кларков, – хмыкнула Кора. – И подписи не было. То есть прислать цветы мог кто угодно.

– Я думаю, это ее сестра, Лайла, – ровным голосом сообщил Блэкберн, а потом, словно намереваясь прогнать непрошеную гостью, повернулся за ножницами.

Кора шагнула вперед и придавила инструмент ногой.

– Я не договорила. В прошлый мой визит сюда я просила позволить нам исцелить душевную рану сына так, как мы считаем нужным. Только и всего. Мы просили о доброте, о благоразумии, – произнесла Кора голосом столь же едким, как и ее взгляд. – Ты получил место смотрителя только благодаря Дэниелу и мне. Ханникат собирался предложить работу другому, но твоя мать попросила меня вмешаться. Ты ведь не знал, верно? Так вот, мы можем тебя и уволить. Уж поверь мне, Гант. Если попытаешься уговорить Джейкоба связаться с Кларками или попробуешь сделать это сам, вылетишь из этого дома еще до заката. Если на могилу снова пришлют цветы или кто-то придет навестить ее лично, ты сначала сообщишь Дэниелу и мне. Мы будем решать, что нужно знать Джейкобу. Ты понял?

Гант кивнул.

– Нет, ты мне не кивай, – фыркнула Кора. – Подтверди вслух, что ты понял.

– Я понял.

Кора развернулась. Проходя мимо ограды кладбища, она даже не оглянулась. Взгляд ее оставался устремленным только вперед.

Глава 28

Блэкберн бросил взгляд на дневное небо – ни облачка. Гроза еще могла собраться, но не раньше вечера, поэтому он приставил лестницу к карнизу крыши, поднял наверх холстину, краску и кисточки и разложил их у основания шпиля. На правом боку после драки в бильярдной остался багровый синяк, но ребра были целы. Блэкберн открыл банки с краской и перемешал содержимое. Прежде чем начать работу, он посмотрел вниз, на букет роз. Тот походил на аляповатое седло, наброшенное поверх могильного холмика, и обе вазы рядом с ним казались неуместными. И все же Джейкоб забыл о значении вчерашнего дня, а сегодня он опять пойдет в общество ветеранов. Возможно, снова будет танцевать с Вероникой. А если нет, они отправятся в кафетерий к Холдеру.

Блэкберн взялся за кисть. Шпиль был высотой два с половиной метра, и дотянуться до кончика удавалось только встав обеими ногами на основание шпиля и держась за него свободной рукой. «Так часто приходится глядеть в ямы, что едва замечаешь мир над головой», – как-то посетовал Уилки. В прошлом всякий раз, устремляя взгляд в небо вдоль сужающегося шпиля, Блэкберн терял равновесие, поэтому теперь, окуная кисть в краску, он смотрел прямо перед собой, пытаясь кистью нащупать кончик шпиля вслепую. Вскоре он уже красил часть на уровне глаз. Здесь шпиль был толще, поэтому приходилось изворачиваться, чтобы захватить противоположную сторону. Солнце пекло изо всех сил, и Блэкберн обливался потом. По шпилю скользнула тень, и птица, краснохвостый сарыч, пролетела так близко, что он разглядел блестящий глаз и темную кайму по краям белых перьев. Сарыч повернул к церкви и взмыл ввысь. Взгляд Блэкберна невольно последовал за ним. Шпиль начал кружиться, словно все вокруг резко перевернулось вверх ногами, собираясь рухнуть в лазурную пустоту. Блэкберн выронил кисть и обеими руками схватился за шпиль. Прошло несколько секунд или даже минут, прежде чем головокружение прекратилось. Блэкберн открыл глаза. Шпиль и колокольня, церковь и земля вокруг нее вновь обрели устойчивость.