Глубокой ночью Артур внезапно проснулся. Видения неохотно отпускали его. Только это была уже не ночь, а утро. Восемь тридцать. Темно было из-за занавески. Он отодвинул ее и увидел Билла на кровати напротив. Канун Рождества.
Он вытянул руки перед собой ладонями вверх, как будто предлагая что-то в обмен на свою жизнь, что-то размером с буханку хлеба, новорожденного младенца. Воспоминания или вымысел — он их больше не различал. Закрывая глаза, он продолжал видеть Томми. Карие глаза. Протянутая ладошка. Куда уходит его мальчик в эти промежуточные часы?
Оставаясь в одиночестве, он часто их слышал. Шаги. Шорох в дальнем углу. Хруст в кладовой, когда все остальные спали. Но когда Артур спускался туда, он останавливался в растерянности — как пожилой человек на автобусной остановке.
Винс стоял у окна и смотрел на берег.
— Чего ты ждешь?
— Ничего.
Артур прикинул разницу в комплекции и силе между ними. У Винса длинные ноги, широкая спина, но наверняка есть слабое место. Во всяком случае, его можно захватить врасплох. Он включил телевизор — показывали новости о Гаффар-хане. Когда Артур двигался и говорил, ему казалось, будто он пытается пробудиться от глубокого сна. Он чувствовал себя неповоротливым и замкнутым.
— Что ты будешь делать дома? — поинтересовался Винс.
— Упаковывать подарки. Слушать трансляцию рождественских гимнов из Королевского колледжа. Сейчас все совсем не так, как было.
— Нет. Конечно, нет. Прости. Совсем забыл.
— Я не ждал, что ты будешь помнить.
— Но я должен был.
— Я бы предпочел, чтобы нет. Что-нибудь интересное?
— Унылый «Дэви Крокетт». Чаю?
— Я иду ловить рыбу.
— Ловить рыбу? — переспросил Винс. — Но там же мороз.
— Рождественская традиция, — сказал Артур. Хотя на самом деле нет.
Смысл не в том, чтобы поймать добычу, а в том, чтобы посидеть и понаблюдать. Волны плещутся о ступеньки. Холод проникает под куртку. Из тумана рождаются искаженные силуэты. Он чувствовал, будто на него что-то внимательно смотрит исподтишка. Этот взгляд мог быть откуда угодно — от воды или с неба. Он не знал, откуда оно придет.
Море почти не шевелилось, только по серой поверхности пробегали игривые всплески. Посмотрев наверх, он увидел, что на уровне кухни башня обезглавлена. Стреляла туманная пушка.
Артур услышал легкий топот за спиной — тихая перебежка, как в игре в прятки. Топ-топ-топ-топ-топ.
Он обернулся. Никого.
В последнее время он слишком много фантазирует. Снова появился звук шагов. Топ-топ-топ-топ-топ. Звонкий смешок — ребенок.
Артур снял страховочную веревку и обошел вокруг башни, вернувшись на то же место. Смех доносился из тумана, то приглушенный, то громкий. Хихиканье.
Постой, сказал он. Голова кружилась. Круг, еще круг. Удочка испарилась, дверь вместе с ней, и нельзя было понять, где заканчивается круг, и Артур подумал, что у него нет ни начала, ни конца. Естественно, его нет, он бесконечный. Одной рукой он прикасался к башне, вторую вытянул вперед в надежде нащупать его.
Что? Воротник рубашки. Локоть. Кожу. Постой, сказал он. Погоди.
Он остановился и прислушался в надежде, что звук шагов поравняется с ним, не понимая, убегают они или приближаются. Он двинулся вперед, шаги теперь казались слишком быстрыми, чересчур быстрыми, чтобы ограничиться пространством площадки, они должны были уже догнать его и пронестись мимо. Он поскользнулся, упал и схватился за проушину болта. Ноги съехали с площадки. Высоко вверху выстрелила пушка. Никто его не услышит.
Он нащупал веревку и забрался обратно на площадку. Смех зазвенел рядом, мучительно близко.
Эй!
Сухое покашливание. Кот с клубком ниток.
Эй!
Артур моргнул.
Он подтянулся и сел, взял удочку. На том конце сразу что-то дернуло — как мальчишка тянет за прядь волос. Снова дернуло, рванув его вперед.