Сначала исчезли пчёлы…

Открываю глаза, смотрю в небо. Оно уже не такое тёмное, а серое, давящее. Пытаюсь повернуть голову, упираюсь виском во что-то холодное. Скашиваю глаза — кое-где поржавевший, но, в общем и целом, покрытый синей краской металл. Несколько раз моргаю, дабы привести зрение в порядок. Оглядываюсь. Сначала прихожу в замешательство, но уже через секунду понимаю — я в кузове пикапа. Ощупываю голову — болит. Натыкаюсь подушечками пальцев на повязку. Сухая. Значит всё хорошо. Мою возню слышат, кузов покачивается и из-за борта выныривает лицо Сергея.

— Что такое? — озвучиваю первое, что приходит мне на ум.

— Ничего, — пожимает он плечами. — Помнишь, как ты с мотоцикла в 13 лет полетел?

— Помню, а что?

— Ну, вот, тебе, на этот раз, мотоцикла не потребовалось, — ехидно посмеивается мой друг детства. — Конкретно ты, головой, в пенёк от бывшего электрического столба вписался. Зачётно, так!

— Не нарадуешься? Лучше встать помоги…

— Э-э, нет, брат. Полежи ещё. Тем более — рано. Да и лучшего места, чтобы прикорнуть, всё равно больше нету.

— Сгорел барак?

— А то! Ты же сам видел, как полыхал…

— Серый, одного не могу понять — нас же этот крысёныш подпалил, правильно? Он же в машине был — я видел открытую дверь. Чего он наш трофей обратно не забрал? Тачка — ценность знатная. Особенно здесь…

— А-а, ты об этом… — чуть скривился он. — Я так и думал, что этот крендель за пикапом придёт, ну и, чуть в зажигании покопался…

— Сломал, что ли?

— Ага, — растянул он улыбку на всю рожу.

— А починить сможем?

— Попробуем… — пожимает плечами и, не прощаясь, ныряет за бортик.

Снова закрываю глаза. Начинаю проваливаться в сон, в надежде на то, что хотя бы он будет светлым…

Глава 14. Сириец

Когда я снова открыл глаза, то улыбался. Глупо, по-детски, но было так уютно… Голова, конечно, шумела, но присутствовало ощущение легкости и, отчего-то, хорошее настроение. Откуда ему взяться? Непонятно… Возможно, из снов, тех, что приходят под самое утро и, как правило, не запоминаются. Только там минутное счастье может существовать не отдельно от обстоятельств, а вместе с ними, дополняя друг друга. Отрыв от реальности. Как круто, но несовременно…

Наконец поднявшись, я огляделся. От барака остались голые стены, с обильно подведёнными копченостью туши глазами-окнами. В остальном, всё как прежде. Правда, различных вещиц, на вроде, выставленных на свежий воздух сушиться после мытья, кастрюль и другой посуды, развешенных на верёвках сырых застиранных простыней, вязанок сухофруктов, которыми был увешан небольшой столбик — обломок детского турника. Удручающая картина… Вижу знакомые лица — Сергей, Спиридон с супругой Еленой, Федя и Эдя, все сидят у разведённого костра, греют кости после ночи, проведённой без крыши над головой.

— Как дела? — спрашиваю, присоединяясь к компании.

— Как дела?! — усмехается Сергей. — Я же говорил — он серьёзно головой стукнулся…

— Присаживайся, — не обращая внимания на язвительные замечания моего товарища, приглашает Спиридон.

Его супруга протягивает мне кусок хлеба. Только сейчас я обратил на неё внимание. Раньше, почему-то, я её просто не замечал. Наверное, потому что тех, кто постоянно трудится и не видно вовсе. Ведь у них нет времени рисоваться и рассказывать о себе. Елена — довольно милая, пожилая женщина. Наверное, немного моложе мужа. Но гадать насколько именно не берусь, а спрашивать неудобно. Ей может быть и сорок пять и все шестьдесят, настолько усталые у этой женщины глаза. Глаза человека, прошедшего всё, что может пройти простой человек, чтобы остаться человеком. Глаза простой женщины, глаза праведной мученицы…

— Спасибо, — кротко благодарю. — А где все? — спрашиваю не найдя взглядом никого, кроме сидящих у костра.

— Нет больше никого, — пожал плечами Спиридон.

— Как? — недоумеваю, вспоминая вчерашнюю толпу. — Человек двадцать же было? Мужик, алкаш по виду, нарики эти молодые, баба, какая-то и другие? Где все?

— Ушли, — вместо хозяина отвечает Федя.

— Бросили тебя? — недоумеваю, глядя на Спиридона.

— Ну, почему же… — поёжился он. — Просто у них свой путь, у меня свой…

— Бросили, короче, — настаиваю на праведности своего суждения.

— Ну, если хочешь, пусть так…

— Я так и думал. Эта шваль не заслуживает хорошего обращения и не заслуживала никогда. Ты с ними цацкался, кормил, поил, а чем они тебя отблагодарили? Просто свалили, когда стало худо…

— Ну, почему же «свалили», — усмехнулся Спиридон, — не все же… Вы, вот, остались. Игорь, смысл не в том, чтобы как можно больше человек сказало тебе спасибо, смысл в том, чтобы не оставить без помощи тех, кто в этом действительно нуждается. Ты к этому придешь, я верю…

— Да, херня всё это!

— Согласен, — поддакивает Сергей.

— Хороший ты мужик, Спиридон. Наверное, потому и говна всякого не чураешься, — философствую, стараясь не поперхнуться сухими крошками. — Жаль, мир у нас сплошь из говна, да просвета нет. А говно, оно знаешь, как болото засасывает, глубоко-глубоко. Всю жизнь будешь всяким мразям сопли подтирать, а они тебе…

— Да негде уже подтирать! — перебивает Спиридон. — Всё! Нет барака. Наверное, это знак…