– Папа, – просипела девушка, дернулась подняться, но отозвавшаяся ноющей болью упакованная в гипс левая рука, стянутые тугой повязкой ребра и закружившаяся от резкого движения голова заставили откинуться обратно на подушку.
– Папа, – во второй раз вышло лучше, – как я здесь… Это все сон?
– Нет, милая, ты дома.
– Владлен Федорович, – раздался голос и в палату зашел старый знакомый доктор-вампир.
– А, Мастер Теней, как поживаете?
– Милена, – имя неприятно резануло слух, – вы пришли в себя! Чудо какое-то, врачи говорили, что, в лучшем случае, к вечеру! – Отец подмигнул, а доктор Вальмон, войдя, встал за спинкой стула, там, куда не падал сочащийся из окна свет. – Если вы достаточно хорошо себя чувствуете… Меня тут просили, эм, побеседовать…
– Я подожду в коридоре, – сообразил отец и оставил их одних.
Вальмон остался стоять, только положил на спинку стула руки с длинными птичьими пальцами, сжал никелированную трубку, отпустил.
– Когда вас нашли и пытались узнать имя или кому можно позвонить…
– Несла чушь на тарабарском языке и говорила дикие вещи? – перебила девушка, наблюдая, как психиатр перебирает пальцами.
– Не совсем. Вы сказали: «исходная точка», «тень» и «позвоните Зарову».
– Позвонили?
– В вашей сумке нашли документы. По ним – вашего отца. Я теперь при нем вроде патронажной медсестры, – улыбнулся Вальмон. – Владлен уже больше месяца, как не в больнице, а у меня выходной и я просто составил компанию. Но я хотел о другом. Ваши вещи, одежда, то состояние, в котором вас нашли…
– В парке?
– Да, в парке, – подтвердил мужчина и Милия согласно кивнула. – Все решили, что вы сбежали из секты, где вас били и черт знает что еще.
– Били и… знаете, доктор, ну у вас и мысли.
– Сотрясение, перелом руки и трещины в ребрах, синяки и ссадины…
– Просто с лошади упала на полном скаку.
– Что?
–
Чтобы передать что-либо другому человеку, например, слепок памяти, мысль или просто образ, сначала нужно установить связь, а глаза не зеркало души, нет, глаза – это дверь.
– Упали с лошади, – повторил мужчина сразу заторможено, но потом его речь выровнялась, – конечно, сейчас это модно, ролевые игры, косплей.
– А вы «секта», «били»…
Ее оставили одну только к ночи. Процедуры и разговоры закончились, сквозь жалюзи, которые никто так и не закрыл, с улицы светил холодным синим фонарь. То дивное лекарство, придающее организму состояние отрешенной созерцательности, все еще присутствовало в крови, но думать это как раз не мешало.
Связь распалась, это было больно и одновременно легко, как будто Милия бабочкой вывернулась из уютного, но ставшего тесным кокона, и осторожно расправила радужные крылья, пока еще хрупкие и невесомые. Зерно тумана никуда не делось, подобрало тонкие нитяные отростки, завернулось в них и притворилось клубком шерсти, сунутым на антресоли. И не нужно, и выкинуть жалко.
Она здесь уже неделю, долгую и нудную. Вставать запрещали. Сначала она слушалась, потом перестала и развлекала себя неспешными прогулками из одного края длинного коридора с окном на торце до другого с таким же окном. Здесь было полно энергии. Бесцветной, серой. Только ей почти никто не пользовался, исключая ту, что жила в приборах и розетках. Эта цвет имела. Яростный белый. Иногда колючий голубой. У медсестры, которая приходила менять капельницу, оболочка слегка отливала спокойным синим, у заведующего отделением она была цвета грозы. Отец привычно светил розовым и серым, золотая клякса потеряла четкие очертания. Серого стало больше.
«Получу тень и стану как он», – вспомнились сказанные им однажды слова. Проверить теорию принадлежности к миру пока было проблематично. Разрезанный пластинками жалюзи свет в палате и невнятный из коридорных окон, которые оба неожиданно выходили в какие-то внутренние дворы, для этого не подходил, а наружу девушку не пускали. Вот Вальмон был занятной фигурой. Его энергетическая оболочка имела четкие границы, как и у всех, основным цветом был серый, а уже по серому – серебристо-розовые, перетекающие друг в друга ленты. Люди Сойла и раньше приходили в Тень, так ей говорили.