Собачьи кости под дубом (СИ)

В горле пересохло и теперь неприятно саднит. В опустошающей истоме опускаю ноги с кровати на холодный пол, сквозняк щиплет и кусается, но это именно то, что мне нужно. На прикроватной тумбочке, рядом со светильником стоит стакан с гранатовым соком. Кислый, от него неприятное чувство в горле становится только сильнее, но я делаю еще несколько глотков. Я плохо вижу в темноте, не ориентируюсь в окружающем меня пространстве, теряю координацию движений. Пытаясь поставить стакан на место, я промахнулась, и он упал мне в ноги. Я почувствовала, как жидкость касается пальцев, шаркаю по полу и ощутила, как осколки впиваются в ступни. Медленно тянусь и включаю светильник, теплый оранжевый свет заливает часть комнаты. Тяжело дышать, моя собственная кровь, сочащаяся из мелких порезов, смешивается с соком, заставляя меня резко притянуть к себе ноги. Прижав колени к груди, я не до конца поняла, что произошло, но вид коктейля из моей крови, которой я теперь, словно краской, заляпала и постель, смешивающейся в единой луже еще и с багряным соком, побудил меня к бегству. Словно оказавшись преступницей (почему же словно?), я торопливо перебирала в мыслях варианты: куда бы я могла податься.

Но я замерла в неподдельном ужасе, осознав, куда так рьяно рвется моя душа. Неуверенный взгляд скользнул в окно, и сердце забилось чаще. Была глубокая ночь. До восхода солнца у меня еще есть достаточно времени. Чего я жду?

Рывком соскочив с кровати, я заскулила от резкой боли от осколков, которые глубже впились в кожу. Чтобы вытащить их мне потребовалось около получаса, я злилась и ругалась, плакала и кусала губы от боли, но все равно упрямо не отрекалась от задуманного. Каждая секунда была на счету. Я должна была быть там, я знала куда ехать. Кое-что ждало меня там,

в доме у озера.

Единственный в округе, за двадцать миль от главного шоссе. Я сразу поняла, куда мне нужно ехать, когда Маяковски назвал мне адрес и описал местность, прежде чем я ушла. Давно, еще до развода отца с матерью, мы приезжали на озеро, о котором говорил Ричард. Я видела дом, о котором он говорил, с другого берега, тогда у него был другой хозяин. То был странный старикан, который выходил к самой воде и наблюдал за нами, пока мать не начинала беспокоиться из-за него и мы уезжали.

Холодный ветер только подгонял, заставлял скорее убраться из собственного дома. Он врывался через открытые окна, обжигал лицо и шею, но я не пряталась, наоборот, отвлекаясь от дороги, только больше поддавалась на его жалящие ласки. Я спешила, осознавая: это мои последние часы на свободе. Если не сегодня, не сейчас, то никогда больше. Рассеянный взгляд скользил от мелькающих мимо знаков, к деревьям, которые сливались в единую, серую от снега и ночи, полосу, которая тянулась по левой стороне. Свет ярких фар, изредка проезжающих мимо, фур, ослепляли, оставляя после себя размытые яркие блики в глазах. Дорога оказалась слишком хорошо мне знакома, я перестала думать о том, как бы не пропустить поворот, я следовала за образами, всплывающими из глубины воспоминаний, не обратив внимания, куда ведут меня сияющая после теплого дождичка листья и живой, теплый, как этот день, возникший вокруг меня в полубреду, смех мамы. Лучшие времена моей жизни растаяли, как только я увидела дом на другой стороне озеро. Я ошиблась, может одним поворотом, может двумя. Лед толстый, зима выдалась морозной, а дни и ночи были такие холодные, каких долго не видели в этих краях. Он точно не проломится подо мной.

Я явилась сюда только за этим, чтобы самой увидеть, за что Маяковски может поплатиться жизнью. Под покровом ночи я была готова увидеть. Я стояла под, раскинувшимся надомной, темным небом усыпанным звездной пылью. Мне уже нечего терять. Как только наступит утро, меня будут искать, может уже ищут. Я не остановлюсь, не вернусь обратно. Дверь в дом была опечатана, сорвав печать, я дернула за ручку, та не поддалась. Не стоит пытаться. Ричард сказал мне, что я могу взломать дверь любым образом. Меня это немного напрягала, потому что сомнение, что Маяковски меня вынуждает проникнуть, быть может, вовсе и не в его дом, скреблось в какой-то маленькой клеточке моего мозга. Я разбила окно и залезла через него, не решившись проводить какие-либо махинации с дверью, да и не было у меня с собой чего-то, что помогла бы взломать замок. Мне была нужна лопата. Маяковски сказал, что закопал картины в саду, под дубом.

Рыть мерзлую землю было тяжело, я не привыкла к такому, руки и спина заболели чуть ли не сразу. Но я продолжала. Вопросы и сомнения, терзали меня голодными коршунами, стремясь добраться до сердца и порвать его в клочья.

Хочу ли я смотреть на них?

Яма становится все глубже, но ничего кроме корней дерева я не могу найти. Направляясь сюда, я не была уверена, что поступаю правильно. Так же, как сейчас, я не уверена в том, что смогу хоть что-то найти, что я действительно что-то ищу, а не просто рою себе могилу.

Стоит ли это делать?

Со злостью вонзаю в землю лопату и вздрагиваю от хруста, когда металл встречается с чем-то более твердым.