Собачий рай

Не успела рана зажить, как, в компании все тех же подружек, она встретила в кустах за школой того, кто, наблюдая за ними и не приближаясь, расстегнул ширинку своих темно-синих джинсов.

Он вроде был еще не стар и не страшен на вид, но что-то в его пугливых и вместе с тем назойливых, уверенных, укрытых кустами движениях вызвало в ней не столько страх, сколько гадливость.

У одной из девочек, Люды Малаховой, случилась истерика, и Варя долго раздумывала о том, что мать-то права и в этом мире есть нечто плохое, некая темная сторона, которую производит своими действиями разумный человек, а не больные, лишенные моральных понятий крысы.

В старших классах она прятала шрам под длинными юбками, а когда ее первый, неопытный, но ласковый любовник-студент попросил рассказать, откуда он взялся, она, вспомнив холод в глазах матери и холод консервной банки на синяке под шрамом, глупо расплакалась.

Этот шрам целовал полковник душным августовским вечером в первый год их служебного романа, о его происхождении расспрашивали почти все врачи, проводившие подробный осмотр ее тела.

– Надежда Романовна, – набрав номер, сделала она знак рукой подъехавшему таксисту, – есть ли возможность сегодня, в ближайшее время попасть в дом? Наверняка у охраны есть запасные ключи. Нет? Пришлете водителя? Во сколько его ждать? Отлично. И спасибо за доверие.

Наташа и Жора все еще сидели в саду. У каждого в руках был деревянный планшет с прикрепленным к нему листом.

Урок – поняла она, улыбаясь, – все-таки состоялся.

– Ну что, молодые люди, вы тут надолго?

Подойдя, Самоварова первым делом взглянула на Жорин рисунок.

На нем простым карандашом была набросана огромная бабочка, вокруг – штришками-зарисовками трава и кусты.

– А бес его знает, – не отрывая карандаш от рисунка, даже не взглянул на нее сосредоточенный на своем занятии мальчик.

– Не говори так! – сама от себя не ожидая, повысила голос Варвара Сергеевна.

Наташа глянула удивленно.

– Что за наезд? – Нарочито, явно пытаясь рассмешить Наташу, Жора округлил глаза.

– Не надо так говорить, – уже мягче сказала Самоварова.

– Пока вас не было, к нам молочница местная приходила, – усмехнулась Наташа. – Жора спросил, может ли она сделать йогурт из папайи, а она ответила: «А бес его знает».

– Ясно. Думаю, воспитанным творческим людям лучше избегать подобных выражений, – выкрутилась Варвара Сергеевна.

Покинув детей и направившись в дом к Ларисе, она с неприятным чувством подумала о том, что раньше ее, состоявшую на службе у логики, не волновали простонародные поверья и страшилки.

Теперь же, гоня от себя нечто иррациональное, серое, удушливое, она чувствовала, что бес притаился где-то рядом.

«Это все Тушинский, – успокаивала она себя. – Он раз пять повторил это слово. А Ваник столько же раз подчеркнул про “дерьмо”».

– Чаю хочешь?

Соседка перебирала в пластиковом контейнере специи и приправы.

– Нет, спасибо.

– Ну смотри, – едва улыбнувшись, Лариса сгребла со стола и выбросила в стоявшее рядом ведро надорванные пустые пачки.

В ее лице и движениях что-то изменилось.

– У детей идет урок. Я бы отошла еще на часок.

– А, ну давай…

– Это удобно? – ощущая одно сплошное неудобство, уточнила Варвара Сергеевна.

– Конечно. Наташа после вчерашнего успокоилась. Дети долго сидели в саду, выпили чаю. Я испекла яблочный пирог.

Вспомнив про обещанный пирог, Варвара Сергеевна от стыда порозовела.

– Они начали заниматься только минут пятнадцать назад.

Самоварова поняла – из соседки ушла раздражающая и вместе с тем такая спасительная услужливость.

– Во сколько они закончат? – не глядя на соседку, она посмотрела на часы в мобильном. – Я так понимаю, около трех?

– Да.

– Хорошо. К этому времени – или чуть позже – я вернусь.

Не успела докурить папиросу – а это была проверенная временем примета студенческой юности: стоит закурить, тотчас придет нужный автобус, – как на дороге показался начищенный до блеска темно-синий седан «генералки».

Приняв ключи из рук круглолицего, немолодого и, к счастью, немногословного мужчины в солнцезащитных очках, Самоварова, открыв калитку, прошла на участок.

Времени было мало.

Разувшись при входе, быстро поднялась на второй этаж и прошла в гостевую, соседствующую с хозяйской спальней комнату, которую опрометчиво не осмотрела в первый раз.

Интуиция не обманула – в прикроватной тумбочке, в ящике, в самом дальнем углу, нашелся блистер из-под трамадола. В упаковке, точно насмешка, осталась одна таблетка.

– Плохо ребята работают, – еще раз проверив тумбочку и заодно подоконник, кровать под матрасом и все углы, ворчала вслух Самоварова. – Почему не прикрепили к вещдокам? Неужели просто поленились как следует осмотреть помещение?

Трамадол – опиоидный рецептурный анальгетик – могла доставать анестезиолог Марта.

Вопрос был в другом: как часто и зачем принимал его покойный?

Самоварова прошла в кабинет и еще раз осмотрела все ящики генеральского стола.

Вдруг ее словно обдало липкой, мурашковой, отбирающей силы волной – подобное иногда случалось после того, как почти без симптомов она переболела ковидом. Самоварова присела в кожаное кресло Полякова.