Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Отец Павел Флоренский в своем исследовании «Имена» писал: «По имени и житие – стереотипная формула жизни, по имени житие, а не имя по житию. Рифма есть свойство имени, что роднит художественное творчество с восприятием личности».

Вот и слышатся в Православном семинарском «Вознесенский» все его колокола. Вознесение в истине и духе. Андрей – «званный» «первозванный» вызванивают колокола. Поэт был зван в эту страшную эпоху, призван, чтобы свидетельствовать.

Его видеомы – свидетельства умные и пронзительные, некоторые буквально кровоточат. Буквы слагаются в слова, в имена. Трехмерные буквы отбрасывают буквы-тени. Кириллицу повторяет латиница. Слова кружатся на оси времени: из «тьмы» появляется «мать», которую снова поглощает «тьма». Автор так заряжен временем, что буквы его собственного имени взрываются, разлетаются и – метаморфоза: заглавное В превращается в цифру 13.

Вознесенский предлагает нам разгадывать его построения, следить за превращением предметов и имен, за метаморфозами букв и слов, обращающимися в метафоры визуальной поэзии. Эта (можно назвать ее постмодернистской) игра часто трагикомична, просто трагична.

Посмотреть хотя бы на видеом «Гумилев», где на листе бумаги с вырванными пулями двумя отверстиями проступает на кровавом поле имя убиенного поэта.

Или плакат, посвященный Александру Меню, где перевернутое имя священника, образуя слово «нем», говорит нам о трагической судьбе человека, которого, лишь убив, заставили замолчать. Внешний беспорядок набросанных букв и предметов – лишь первое впечатление, во всем этом хаосе есть строгий, обусловленный образом порядок и ничего случайного. Так видеом, посвященный Оскару Уайльду – рафинированному денди-интеллектуалу, затоптанному толпою моралистов, – это цилиндр и белый галстук-бабочка, где заключены блеск судьбы Уайльда и предначертанная тюремная решетка, за которой просвечивает «лоскуток голубизны». Судьба творцов не только в этой стране трагична. Поэтому в портрете Аллена Гинсберга, классика американского битничества, наручники повторяют начертанием инициалы мятежного поэта.

Выставка видеом прошла в Нью-Йорке и Париже и теперь наконец-то у нас – не случайно в Музее имени Пушкина, в этом центре синтетического искусства, где впервые были выставки Марка Шагала, Сальвадора Дали, «Москва – Париж» и зимние вечера поэзии и музыки, осененные именем Святослава Рихтера.

Отдельно на выставке представлен нам цикл ВЕК ПАСТЕРНАКА. Весь белый, черный, золотой, он звучит, как реквием. Тема его – тема распятия. Рассматривая листы, как бы вслушиваешься в голос великого Поэта, глуховатый, вещественный. Там дальше – гул Вечности.

Пастернак – астра, страна, рана…

Пастернак – паства, Парнас, ветер, крест…

И еще и еще… Я бы прибавил ко всему этому русское вольное слово «стерня». Идешь вдоль – в даль имени, как по стерне, идешь – и колко и по-осеннему далеко видно.

Ключ ко всей выставке, мне кажется, в одной трансформации: РОССИЯ – РО А.

МЕТАМЕТАФОРА КОНСТАНТИНА КЕДРОВА[21]

Я бы сказал, что стихи Константина Кедрова – звездная стихия, которая и породила самого поэта, и это в стиле и духе его поэтики. Поэт рождает стихи, но и стихи рождают поэта. Поэт открыт миру и космосу и хвалит Бога. «Восьмигласие Верфьлием» – цикл стихов, написанных на основе и на мотивы православных молитв, – магическая теплая поэзия. Поэма «Астраль»:

Астралитет – таково моё кредо.

Верую, потому что астрально.

В этом ряду и драматург АСТРовский (Островский), и Лев АСТРой (Лев Толстой) – зеркало русской АСТРолюции (революции). Будто смотрит поэт в некую звездную сферу, где отражается Россия и мы с нашей самоиронией.

Еще одно слово приходит ко мне – метаметафора. Кедров – теоретик новой русской поэзии. В свое время поэт сочинил «Компьютер любви» – поток метаметафор:

Небо – это высота взгляда

Взгляд – это глубина неба…

И так далее, поток разливается всё шире и стремится обнять весь мир, поток становится всё глубже и стремится понять человека. Само стихотворение и есть метафора. Вот что такое метаметафора на уровне определения, по крайней мере.

Для меня Константин Кедров – поэт, который внес в поэзию целый ряд новых художественных идей. Если постараться понять одним словом, одной метаметафорой, стихи его – настоящая литургия.

ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ ДАВИДА ШРАЕРА «ГЕРБЕРТ И НЭЛЛИ»[22]

Осенью в Татарове мы гуляли компанией на берегу Москвы-реки. Было тихо, сыро и зябко. Не помню, тогда ли Давид заговорил о своем отъезде, мы – редкие человеческие фигурки между тонких березок, на которых еще держались редкие листочки, шли и переговаривались о перемене судьбы, о том, что может быть – никогда-никогда, как о самом обыкновенном. Так уж повелось, эти московские разговоры вскользь, а через некоторое время – звонок по телефону, и все, оказывается, уже решено, и осталось всего две недели – и уже сделать ничего невозможно, успеть бы собраться. В пустой квартире толпятся друзья, а в углах ее теснятся пустые бутылки, и – пусто. Все.