Я человек сговорчивый, и чужое решение втягивает меня, как вентилятор муху. Утром за мной заехал автомобиль. В семь часов мы были уже на аэродроме. При нас улетел Юнкерс на Кенигсберг, строго по расписанию. Мне хотелось спать, а не восхищаться. На Харьков летел огромный Дорньер, у него крылья над кабиной и прикреплены к телу аппарата с каждой стороны двумя тягами. У Юнкерса никаких тяг не видно, все внутри крыла. Зато Дорньер восьмиместный. У него восемь плетеных стульев в длинной каюте, и через эту каюту есть ход в кочегарку. Все довольно просторно. В конце каюты вход в багажное отделение.
Летело только трое. Нам дали какие-то немецкие розовые шарики из ваты с воском и все это в конвертике с надписью и рекламой. В Германии все в конвертиках с рекламой и с намеком патента. А шарики явно немецкие. Пришлось заткнуть уши. Аппарат отбежал мимо веселых тонкокостных и сильных военных истребителей в дальний конец поля и начал свой разбег серебряной вороны. Гром по жесткой земле, красная сухая аэродромная трава внизу. Поднялись у другого конца. И, как всегда, покинули землю не заметив.
Утренняя Москва висит под нами. Знакомый круг над аэродромом. Летим на Харьков. Внизу убранные поля. А с аэроплана видно не то, что крупно, а то, чего много. Видно общее. Сейчас с аэроплана видны полосы, оставленные косой при уборке. Земля покрыта полукруглыми параллельными линиями. Похоже на ряд досок, которых видать в торец. Местами на полях еще лежит что-то полосами. Вероятно, скошено и не убрано. На что похожи стада с аэроплана? Я думал сперва на нарванные кусочки бумаги. Нет, не верно. Очень похожи на горсти красных и черных черепков, насыпанных по полям. Летим. Внизу деревья. Скирды у домов и желтой соломой усыпанные гумна. Хлеба сверху видно много. Но в Харьков лететь только четыре часа, и я, вероятно, спал из них три. В утешение расскажу случай с Андерсеном. Это тот, который сказочник. Только что изобрели железную дорогу. Андерсен поехал. Вероятно его удивило тогда, что поезд на Кенигсберг пошел вовремя, и он все старался отметить время, когда тронется поезд. Потом он поехал через Германию. «Мы въезжаем, — сказал ему сосед, протягивая табакерку, — в великое герцогство Дармштадтское». Андерсен взял табак, понюхал и чихнул. «А сколько времени, — спросил он, — мы будем ехать по этому герцогству?» «Мы проехали, пока вы чихали», — ответил сосед.
Так как недавно был столетний юбилей железной дороги, то примите этот анекдот (вы найдете его в собрании сочинений Андерсена) вместо описания полета в Харьков.
«Спускаемся», — разбудил меня сосед. Внизу был уже Харьков, большой, весь в зелени, щедро пересыпанный ярким красным цветом новых строящихся зданий. Спускаемся. Уже катимся по аэродрому.
Большой ангар. В нем серые голуби — Дорньеры. Потолок высок, как в вокзале. В углу надпись — «Начальник станции». Буфета нет.
— Ушла ли автомобильная колонна?
— Два часа тому назад.
Ударил с досады чемоданом о землю. Но питаемый надеждой на русские ухабы, умеющие отрывать хвост в две-три машины от всякого автомобильного поезда, пошел к воротам старта.
Еще на сухом шоссе свежи зубчатые следы шин.
— Давно уехали?
— Десять минут тому назад прошла «Aде».
Значит, ушла отсталая машина четвертой колонны. Но вдруг гудение, и идет Паккард. Я знаю его в радиатор. Это восьмицилиндровая машина первой колонны. Подымаю руки, как беспризорный, и прошу подсадить. Взяли. Оказывается, задержались починкой рессор. В Харькове чинится еще машина. Едем. Дорога большая. Она идет вдоль ряда телеграфных столбов. Она рассучена и растрепана, как шерстяная нить. Здесь нет дороги, а есть одно только направление. Дорогу ищет себе каждый сам.
Вчера не было дождя. Дорога выносима. По сторонам убранные поля.
Едем по следу, оставленному автомобилями, по мягкой степной дороге. Временами казалось, что сбились, но труп большой черной с белыми пятнами собаки нас обрадовал. Значит, здесь проезжали наши. Под Чугуевым грязь. Это черный, жидкий чернозем. Сильный Паккард, на широких баллонных шинах, взял грязи с разгона. Маленькие машинки копошились в ней по уши, увязая до радиаторов и толкая грязь перед собой вперед рыльцем. Обогнали их. Обгоняем Адлера 30. Он и его шофера в грязи, как в коре. Едва имеют силы нас приветствовать. Едем. Чугуев. Весь город застроен одинаковыми трехоконными домиками с колоннами и фронтонами. Крыши черепичные. Здесь было военное поселение. Здесь русский двуглавый орел хотел превратиться в римского. Тянутся аракчеевские фигурные заборы из кирпича.