Собрание сочинений. Том 1. Революция

Хорошую скорость показывают Мерседесы, Штейра, Самбимы.

В отношении экономичности в первой колонне на первом месте — Фиат.

Во второй колонне наиболее экономические на горючее — Адлер.

В четвертой — Татр.

Расход масла в пути на современную машину невелик; есть машины, которые еще не доливали картер с момента отправки из Ленинграда.

В общем результаты пробега значительны: очевидно автомобили докажут, что они смогут акклиматизироваться в СССР.

ДЕРЕВНЯ СКУЧАЕТ ПО ГОРОДУ

Недавно мне пришлось с аэропланом пролететь от Москвы до глухого Богучара.

Вылетели мы из Воронежа и полетели по Дону, часто садясь у деревень.

Оказалось, что даже во время полевых работ население, оставив все, ждало самолет.

К самолету бегут, как будто тут раздают деньги. У него сидят ночами.

Деревня не любит автомобиля, но она очень любит аэроплан.

Деревня прозаична не до конца, в ней есть интерес к сейчас бесполезному. И все вопросы она любит обобщать. Говорят от частного к общему.

А аэроплан интересует деревню, особенно стариков, как разведчик неба.

— Неужели за хмарой (облаками) нет ничего?

Очень наивно.

Между тем в деревне двигатель — не новость.

Его знают и ценят.

Крестьянин не хочет быть сам двигателем. Крестьянину сейчас скучно в деревне. Он хочет устроить в деревне город. Крестьянин говорит: «Бык работает на мужика, а мужик на быка». Этот круг в деревне не популярен.

Деревня любит сенсацию, с цифрами, изобретения (и чтоб были русские), электричество.

Я думаю, что в деревне очень хорошо мог бы идти иллюстративный журнал, только не народнический и без красивых снимков, изображающих сенокос. Мы в разговоре с крестьянами всегда называли свой Юнкерс самолетом, а крестьяне всегда — аэропланом. Иностранные слова местами бытуют в деревне крепко. Мел во всей Воронежской губерния зовут «крейда». Деревне нужна газета с событиями, с городской техникой, а там уже она разберется.

И не нужна, вероятно, деревне крестьянствующая литература.

Не нужна она в том виде, в каком сейчас имеется (с имитацией говора), и для писателей.

Я видал в бедном Никитинском музее рукопись одного писателя, выправленную для «Посредника» Львом Толстым.

Толстой, прежде всего, вычеркнул все «аж», «агромадный» и весь словесный мусор, имитирующий народную речь.

Народная речь может быть художественно использована, но, конечно, все «народные этимологии» Лескова созданы именно для народа.

Это импортный товар.

Рукопись с толстовской правдой хорошо было бы сфотографировать и издать.

Тогда не говорили бы, что Сейфуллина идет от Толстого и к Толстому (как трамвай А от Гоголя до Гоголя).

Кроме рукописи Толстого, старой культуры в Воронежской губернии видно мало.

Жизнь там начинается или должна начаться сейчас.

Старая культура не оставила там даже просто вещей. Газета в деревне будет почти первой литературой. Газета должна помочь деревне стать городом.

Деревня сама по себе сейчас обречена на жизнь не восстанавливаемых дешевых двигателей.

Ее заносит песок.

Ее сушит солнце.

Суслик — небольшой зверь, но и он может съесть деревню.

НА САМОЛЕТЕ

Описывать полет трудно, так его уже много раз описывали.

Общее впечатление: подъем приятен, спуск неприятен, качка совсем неприятна, а при повороте, когда одно крыло самолета выше другого, хочется держаться за соседа.

Аппарат, на котором меня везут, системы Юнкерс. Он весь из гофрированного алюминия. Никаких креплений не видно, они внутри толстых металлических двойных крыльев. В крыльях же около пассажирской кабины спрятаны бензиновые баки. Двигатель 180 сил шестицилиндровый, управление двойное, все рукоятки и педали есть у летчика и у моториста, который сидит с ним рядом. Весь самолет, если не считать крыльев, похож на тупоносую рыбу. В глаза этой рыбы влезают и вылезают летчик и моторист. Потом идет маленькая кабина на четырех пассажиров. По отделке она похожа на ложу немецкого театра, т. е. обита какой-то материей с разводами и занавесками с помпончиками.

Из окон кабины видны надежные крылья, которые летят рядом с ней, как две вагонные крыши. А внизу, так на версту ниже, проходят губернии, сменяя одна другую.

Внизу все так обобщено, что кажется совсем новым. Видны стада. Квадратики крестьянских построек с черными квадратиками дворов внутри, поля, выложенные плотно одно к другому и расштрихованные в разные стороны.

Качает (сильный ветер), всего сильнее качнуло над Рязанью. Сменяются и становятся крупнее поля. Чернеет гуще поле под паром.

Меньше речек, чаще пруды.

Сели под Воронежем на поле. Потом перелетели на речку Воронеж.

Воронеж — узкая река, которая имеет воду только весной. Поднялись с Воронежа с трудом, все время садились на мели.

Юнкерс — машина тяжелая, любит разгон, а Воронеж — река не только мелкая, но и кривая, да еще с мостиком.

Сейчас сидит самолет на Дону и доволен.

Повезли по уездам.

Большак.

Ездить тут нужно или на аэроплане или на волах парой.

На водоразделах — на высоких местах — пустыня. В поле выезжают на неделю, живут у телег, привозя с собой воду в бочках.

Из деревень выселены помещики, но еще важнее выселить с полей овраги.