Я вспомнил в размышленьях над летами,как жили ожиданием дома,как вьюги сорок первого леталинад маленькою станцией Зима.Меня кормила жизнь не кашей манной.В очередях я молча мерз в те дни.Была война. Была на фронте мама.Мы жили в доме с бабушкой одни.Она была приметной в жизни местной —ухватистая, в стареньком платке,в мужских ботинках, в стеганке армейскойи с папкою картонною в руке.Держа ответ за все плохое в мире,мне говорила, гневная, онао пойманном каком-то дезертире,о злостных расхитителях зерна.И, схваченные фразой злой и цепкой,при встрече с нею ежились не зря:начальник тот, что складом сделал церковь,и пьяница – главбух «Заготсырья».А иногда в час отдыха короткийвдруг вспоминала, вороша дрова.Садились рядом я и одногодки —зиминская лохматая братва.Рассказывала с радостью и болью,с тревожною далекостью в глазахо стачках, о побегах, о подполье,о тюрьмах, о расстрелянных друзьях.Буран стучался в окна то и дело,но, сняв очки в оправе роговой,нам, замиравшим, тихо-тихо пелаона про бой великий, роковой.Мы подпевали, и светились яркоглаза куда-то рвущейся братвы.В Сибири дети пели «Варшавянку»,и немцы отступали от Москвы.9 октября 1955
«Я разные годы сближаю…»
Я разные годы сближаю,ворочаюсь, глаз не сомкну.Мне кажется – я уезжаюна очень большую войну.Растерянно смотришь ты мимо.Боишься и правды и лжи.Я вижу, что я нелюбимый,но ты мне другое скажи.Я жду хоть случайной обмолвки,остриженный и молодой.На мне и шинель, и обмотки,и шапка с армейской звездой.С любовью большой, затаеннойшутливо скажу, что люблю.Пушинку от кофты зеленойсебе на шинель прицеплю.Вот колокол слышен. Я еду!В теплушку сажусь на ходу.Конечно, я верю в победу,но, может быть, к ней не дойду.Сквозь говор и слезы вокзалаза поездом будешь идти,жалея, что ты не сказалаобмана во имя пути.Старалась, но, как ни просила,себя не смогла убедить.Не думай об этом… Спасибоза то, что пришла проводить.12 октября 1955