Большой талант всегда тревожити, жаром головы кружа,не на мятеж похож, быть может,а на начало мятежа.Ты в мир, застенчив по-медвежьи,вошел, ему не нагрубив,но ты невольно был мятежен,как непохожий на других.А вскоре стал бессильной жертвой,но всем казалось, что бойцом,и после первой брани желчнойпропал с загадочным лицом.Ты спрятался в свою свободу,и никому ты не мешал,как будто бы ушел под водуи сквозь тростиночку дышал.С почетом, пышным и высоким,ты поднят был, немолодой,и приняла земля с восторгомнакопленное под водой.Но те, кто верили по-детскитебе в твои дурные днии ждали от тебя поддержки, —как горько сетуют они!Живешь расхваленно и ладно.Живешь, убого мельтеша,примером, что конец талантаесть невозможность мятежа.Май 1957
«Вы, которые каетесь…»
Вы, которые каетесь,гнетесь ниже травы,до чего опускаетесь,унижаетесь вы.Все еще перемелется.Будут лучшие дни.Времена переменятся,да они ли одни!Вы немало помаетесьот презренья молвы,и еще вы покаетесьв том, что каялись вы!Май 1957
Старый бухгалтер
Никакой не ведаю я муки,ни о чем ненужном не сужу.Подложив подушечку под брюки,в черных нарукавниках сижу.Вижу те же подписи, печати…На столе бумаги шелестят,шелестят устало и печально,шелестят, что скоро шестьдесят.Ах, начальник – молод он и крепок!Как всегда, взыскательно побрит,он, играя четками из скрепок,про футбол со мною говорит.Ах, начальник! – как себя он холит!Даже перстни носит на руках!Только он не очень твердо ходитв замшевых красивых башмаках!Выйду я из маленькой конторы,улыбнусь растерянно веснеи поеду в поезде, которыйдо Мытищ и далее везде.Там живут четыре, тоже старыхженщины печальных у реки.У одной из них, таких усталых,попрошу когда-нибудь руки.А когда вернусь в свою каморку,в пахнущую «Примой» тишину,из большого ветхого комодавыну фотографию одну.Там, неловко очень подбоченясь,у эпохи грозной на виду,я стою, неюный ополченецв сорок первом искреннем году.Я услышу самолетов гулы,выстрелы и песни на ветру,и прошепчут что-то мои губы,ну а что – и сам не разберу.17–18 июня 1957