Собрание сочинений. Том 2. Биография

Ш.: Никак. Теперь… Если все рассказывать — будет много рассказывать. Что такое Ося? Ося человек умный, несмотря на то что он сын <нрзб> миллионера, он был искренне заинтересован в революции. Он не путался. Лиля принадлежит Маяковскому по праву победителя. Как человек, разбитая жизнь того общества, к которому она принадлежала, не могла жить. Она перешла в другой, так сказать, стан… Для нее это были другие люди.

Д.: С которыми она раньше не встречалась?

Ш.: Наверное.

Д.: Вот с этой демократической…

Ш.: Нет, я бывал у Оськи, потому что Оська издал журнал «Взял», один номер, он издал этот самый…

Д.: «Облако…»

Ш.: «Облако…». А Лиля «Облако…» переплела в парчу[1002]. И Ося говорил: «Вот как не понимают женщины стиль. Это же не парча». И у них был даже… была такая маленькая витринка из простого неструганого дерева, в которой стояли книжки футуристов[1003], это был дом футуристов. Там и Хлебников бывал, Василий Каменский бывал.

Д.: До Маяковского уже были футуристы?

Ш.: Нет, нет, с Маяковским. Причем Василий Каменский был в тот момент левее Маяковского, то есть он был против войны, он был яркий, так скажем, пораженец и говорил Володе: «Не, надо было писать „Громами ядер на мрамор Рима!“»[1004] и так далее. Это в Новый год было. Праздновали Новый год.

Д.: 16‐й, да?

Ш.: Да, 16‐й год.

Д.: Вы были на этом праздновании?

Ш.: Был.

Д.: Виктор Борисович, если вы были на этом праздновании, то разрешите задать несколько дополнительных…

Ш.: У Лили было платье, сделанное из шелковой шали, сильно открытые красивые плечи, у Каменского был нарисован на щеке какой-то там жук и была одна бровь[1005], и я был как-то костюмирован…[1006]

Д.: Ах, вы тоже все-таки футуристическому гриму поддавались?

Ш.: Конечно, поддавался.

Д.: Вас же Лившиц дает как «академического, с высоким воротничком, студента»…[1007]

Ш.: А Лившиц, а Лившиц был… <нрзб>, был бляденок, бляденок, с очень хорошо наполированными ногтями, как драгоценные камни. Он человек был способный, но боковой…

Д.: Ну конечно.

Ш.: А когда он попал… он такое на себя наговорил, он обезумел[1008]. Но, конечно, снобяческих элементов было много.

Д.: Это чувствуется по книжке[1009]. Я вот что хотел у вас спросить. Об этом вечере, то есть точно, о праздновании нового 1916 года у Лили Брик, мне рассказывал уже теперь покойный Моисей Павлович, тогда Натан Венгров[1010]

.

Ш.: Правильно.

Д.: И он рассказывал, что играли в фанты, и Маяковскому вышло… Маяковский проиграл, в общем, и нужно было прочитать любимые стихи. И он начал читать «Медного всадника» и читал так хорошо, что никто не остановил и что он прочитал его весь. Помните ли вы это (забыть это нельзя) или это плод фантазии?

Ш.: Вы знаете, я не помню.

Д.: Вы не помните?

Ш.: Не помню, но Маяковский превосходно знал Пушкина, и вообще поэты… Асеев знал даже Сумарокова… <нрзб>

Стихотворенья дух, высокий дух —

то есть стихотворенья, не одно, а как создание стихов[1011]. Маяковский очень хорошо знал Пушкина, но я не помню…

Д.: Этого факта вы не помните.

Ш.: Нет. А Натан Венгров…

Д.: Может быть, это был 17-го года Новый год?

Ш.: Нет-нет. А про Натана у нас была такая шутка. Маяковский спрашивает Натана Венгрова: «Дышу в петле — кто это?» Он говорит: «Пуговица»[1012].

Д.: Да, это я помню.

Ш.: Ну вот. Ну, Натан Венгров, потом, когда уже был у Луначарского, говорил: «Видишь, какими столами я руковожу». Я не помню, я или Маяковский сказали: «Значит, ты столоначальник». Ну, это был маленький человек, не бездарный…

Д.: Очень самолюбивый.

Ш.: Очень самолюбивый. Ну вот, теперь, значит, ко времени… там висел…

Д.: В квартире Бриков?

Ш.: В квартире Бриков висел такой огромный кусок ватмана, на котором все писали стихи или рисовали.

Д.: Что-нибудь помните оттуда? Кого-нибудь?

Ш.: Кушнер[1013] написал:

Посмотри, о Брик, как тамНаследил гиппопотам.

Неприятный человек. А Маяковский написал:

Бегемот в реку шнырял,обалдев от Кушныря[1014].

Д.: Это Крученых опубликовал…[1015]

Ш.: Да. И там я что-то рисовал, много рисовал, почему-то Лилю рисовал[1016].

Д.:

Вы?

Ш.: Нет. Рисовал Лилю Давид Бурлюк. Это было… видите, для Лили… для Лили Брик это был салон, для футуристов это было место, где можно было пить чай.

Д.: И не только чай, наверное?

Ш.: Нет, пили мало.

Д.: Пили мало?

Ш.: Пили мало. Это было такое пристанище, где можно было отдохнуть, устав. Я спал там. Время было трудное. А для Маяковского это был дом — дом, где ему рады, его любил Брик и ценил, а Лиля считала одним из людей, которые за ней ухаживали.

Д.: Каких было уже тогда много, да?

Ш.: Уже накапливалось. Там был такой еврейский сноб… Израилевич…[1017]

Д.: Израилевич?

Ш.: Да.

Д.: А, я с ним встречался.

Ш.: Яков Израилевич. Израилевич был…

Д.: Он за Лилей ухаживал?

Ш.: Да.

Д.: И небезуспешно?

Ш.: Он с ней жил.