Собрание сочинений. Том 2. Биография

Ш.: Они взяли, когда начали издаваться, издаваться в Праге, то они попросили разрешения выйти под маркой ОПОЯЗа. А потом, когда приехал… Тынянов в Прагу, то Якобсон и Тынянов напечатали в журнале «Леф» письмо о необходимости восстановить ОПОЯЗ под председательством Шкловского[1263].

Д.: Ага. Тогда был восстановлен?

Ш.: Тогда уже нельзя было восстановить, уже нельзя было, уже не та обстановка.

Д.: Уже изменилась? Ведь в 23–24‐м году еще можно было.

Ш.: Нет, это уже был 25‐й[1264].

Д.: Ах, 25‐й!

Ш.: Конечно.

Д.: Так. А у вас… Да, вот что мне страшно важно! Чуть не упустил. Вы вспомните точнее… Вы по-разному это рассказывали публично: вот то, что вам сказал Блок о Маяковском, относительно «Мистерии»[1265].

Ш.: Он сказал не мне, он сказал Блоку, при мне.

Д.: То есть как? Блок сказал кому?

Ш.: Маяковскому.

Д.: При вас?

Ш.: При мне.

Д.: Вот повторите, как вы это помните?

Ш.: Это было на…

Д.:

Как можно точнее припомните.

Ш.: Это было на Троицкой улице[1266], перед Театром миниатюр был какой-то маленький зал, где в присутствии Марии Федоровны Андреевой выступал Маяковский и читал «Мистерию-буфф».

Д.: Для кого?

Ш.: Вот для <нрзб> людей, Марии Федоровне…

Д.: Ах, для какого-то начальства.

Ш.: Для крупного начальства[1267].

Д.: Для крупного начальства и людей искусства.

Ш.: Да. Там было, скажем, человек десять-пятнадцать. Встал Блок, подошел к Маяковскому и сказал, что «мы были очень талантливыми людьми…».

Д.: «Мы были?..»

Ш.: «…очень талантливыми людьми, но мы не гении. Вы нас отменяете, я не могу этому радоваться, но у меня к вам нет никаких претензий. Ну, вот у вас… вы рифмуете „булкою — булькая“…[1268] Мне жалко себя, Маяковского…»

Д.: А что вы за этим видите? Почему ему жалко?

Ш.: Это… мечта о простом… о черном хлебе. Если… выпить и закусить.

Д.: Что это слишком низменно для поэзии?

Ш.: Для поэзии.

Д.: Что «мне жалко, что вы все-таки так снижаете поэзию»?

Ш.: Да.

Д.:

Так это понимать?

Ш.: Да. Я так понял. Вот все, собственно, что там было. Теперь, раз Лиля попросила Володю привезти книгу Блока с автографом. Володя поехал. Это было в Петербурге. Блок написал: «Лиле Брик… Мяу-мяу-мяу…» (не знаю, у Лили есть) и сказал: «Ну, раз вы ко мне приехали, то давайте говорить о поэзии». Володя говорил, что «я… мне страшно хочется, но я должен отвезти книгу», — и уехал[1269].

Д.: Ой, это ему простить нельзя!

Ш.: Что?

Д.: Это, говорю, простить нельзя.

Ш.: А она, значит… И он очень жалел. Володя говорил (и я это написал), что если взять десять стихотворений (поправка) десять строчек, то…

Д.: Десять стихотворений или?..

Ш.: Нет, десять строчек. …то «у меня четыре хороших из десяти, а у Блока две, но эти две строчки я не могу написать»[1270].

Д.: Да, это у вас есть[1271]. Ну вот, вот это <нрзб>, тем более что я как раз в своей книжке на этом вашем разговоре с Блоком очень много строю[1272].

Ш.: Нет, вы мне скажите, кто еще вам нужен?..

Д.: Так, минуточку, с Блоком кончим. Значит (для более точной документации), вы говорите, что Блок — вы говорите как факт точный, так? — что Блок слушал Маяковского, читающего «Мистерию-буфф»… Где вы сказали?

Ш.: В Петербурге, на Троицкой улице, которая сейчас называется улицей Рубинштейна…

Д.: На Троицкой улице, которая сейчас называется улица Рубинштейна, перед Театром миниатюр?

Ш.: Да, недалеко от Невского проспекта.

Д.:

Вот. У Блока в записных книжках есть, вот в последнем синем издании, запись (мне поэтому очень интересна дата): «Зовут на чтение Маяковским „Мистерии-буфф“…»

Ш.: «Не поеду», да.

Д.: «…Не поеду».

Ш.: Поехал.

Д.: Значит, он поехал?

Ш.: Поехал.

Д.: Это об этом самом?

Ш.: Очевидно.

Д.: Вы не помните месяц?

Ш.: Не помню.

Д.: Может, было еще какое-нибудь другое?

Ш.: Нет, не помню.

Д.: Ну, два раза вряд ли. Ведь это страшно интересно.

Ш.: Ведь пятьдесят лет прошло, господи!

Д.: Значит, хотел… думал… «Не поеду». И все-таки поехал и сказал, что гениально.

Ш.: Да.

Д.: Это очень интересно. Ну, Гумилев с Маяковским терпеть не могли друг друга, да?

Ш.: Не знаю.

Д.: Вы ведь с Гумилевым были знакомы?.. Значит, с Блоком вы… вот…

Ш.:

Был знаком.

Д.: Были две встречи и потом — смерть. На похоронах Блока были?

Ш.: Был.

Д.: Были? Верно, что шло очень мало народу?

Ш.: Немного. Уговор был: ничего не говорить.

Д.: Что?

Ш.: Уговор был: у могилы ничего не говорить…

Д.: Да?

Ш.: …поэтому было мало народу.

Д.: А панихида была?

Ш.: Не помню.

Д.: Церковная?

Ш.: Да. Это был день… Нет, не было. Это был день Смоленской Божьей Матери[1273]. Это был церковный праздник церкви, которая… Это Смоленское кладбище…

Д.: Смоленское кладбище? Ах, это там, в Дорогомилове[1274] было?

Ш.: Нет, это было в Петербурге.

Д.: Ах, Петербург! Что я говорю?! Я все по Москве конкретно представляю, а там отвлеченно. И, значит, все-таки… Ну, его отпевали, конечно?

Ш.: Не помню.

Д.: Вы на отпевании не были?

Ш.: Не помню. Я христианин по рождению, хорошо знаю церковную службу.