Собрание сочинений. Том 2. Биография

Д.: Я знаю, но вы могли быть.

Ш.: Может, я не пошел. Не помню. По-моему, не был.

Д.: Тогда этот вопрос был, конечно, острый, хотя, с другой стороны, не представляется, чтобы Блока могли хоронить без церковного отпевания.

Ш.: Там есть… об этом стихи есть Анны Андреевны, об этих самых похоронах[1275].

Д.: А! Поищу. Тогда, хорошо, не буду вас больше спрашивать по этому. Подождите, вы говорите, не было речей. А сборник «Об Александре Блоке» 21-го года[1276]. Там же речи на похоронах, по-моему, есть?

Ш.: Там… Нет, не было речей. Это издал Игнатий Игнатьевич Ивич, он же Бернштейн, брат Сергея Бернштейна[1277]. Мы эту книгу называли «Собрание всех русских опечаток». Там очень много опечаток.

Д.: Ага. Это отец Сони Бернштейн?[1278]

Ш.: Да, и она вам расскажет.

Д.: Я ее буду писать[1279]. Соню Бернштейн, Костю знаю, и Петра Григорьевича знаю, всех знаю. Мы с ними друзья почти.

Ш.: Ну вот, они это вам расскажут.

Д.: Я не знал, что он издавал.

Ш.: Была речь, кратчайшая, Белого, которая… Сводилась к тому, что он задохся. Нет воздуха — и он задохся.

Д.: Гумилева вы не знали.

Ш.:

Знал.

Д.: Знали?

Ш.: Знал.

Д.: Где вы с ним встречались?

Ш.: Мы жили в одном доме, в Доме искусств.

Д.: Да что вы? В Доме искусств, в Петербурге?

Ш.: Да.

Д.: Вот в трудные годы? После приезда?[1280]

Ш.: Да. Он ко мне пришел раз и сказал: «Можете ли вы мне дать какие-нибудь контрреволюционные адреса?»

Д.: Контрреволюционные?

Ш.: Да. Я ему сказал: «Знаете что, вы купец, вы гвардейский офицер[1281]. Если вы куда-нибудь подойдете, вас убьют первым. Не вмешивайтесь в эти дела». Так что я…

Д.: Он разве из купеческой семьи?

Ш.: Кажется. Просто я так сказал. Ну вот. Он… Я его не любил.

Д.: Он что, держался заносчиво, да?

Ш.: Нет.

Д.: Нет?

Ш.: Нет. Я считаю, что, во всяком случае, у него такого… ярко выраженного…

Д.:

Враждебного?

Ш.: …настроения не было, контрреволюционного. Он <нрзб> Он и не понимал, что происходит.

Д.: Громче.

Ш.: Он не понимал, что происходит. Потом он очень любил женщин, причем девственных, так что…

Д.: Может быть, это и случайность?

Ш.: Может быть, это случайность. Может быть…

Д.: Ведь есть такая легенда. Я не знаю, насколько… Может, это и факт. Что его помиловал Ленин…[1282]

Ш.: Да-да.

Д.: …и что Зиновьев положил под сукно.

Ш.: Да-да.

Д.: Верно это или не верно?

Ш.: Верно.

Д.: Вы думаете, верно?

Ш.: Верно.

Д.: Это тогда говорили?

Ш.: Тогда говорили.

Д.: Что Горький что-то о нем написал.

Ш.: Да-да. При мне звонил Зиновьев Горькому ранним утром (я жил у Горького), что телеграмма опоздала, что его не разбудили, и Горький… А я жил около прихожей и слыхал, как Горький говорил: «Не разбудили вас из‐за телеграммы Ильича?»[1283]

Д.: Да-а. Слушайте, Виктор Борисович, я же буду рвать на себе волосы (у меня есть еще, есть, что рвать), ведь вы же не рассказали о ссоре Маяковского с Горьким. А ведь вы об этом знаете больше всех.

Ш.: Так ведь я же написал о ней.

Д.: Вы написали уклончиво, что «Володя обидел девушку»…[1284]

Ш.: Он не обидел.

Д.: Кого? Какую девушку?

Ш.: Я пришел… Видите, я думаю, что это сделал (уж он покойник), я думаю, что это Израилевич[1285] сделал, поссорил их.

Д.: Ну что хоть? Из-за чего вышла драка или ссора?[1286]

Ш.: Было так… Пришел человек к Алексею Максимовичу и сказал, что Маяковский жил с его дочкой и ее заразил.

Д.: Сифилисом?

Ш.: Кажется, сифилисом. Он сказал это мне.

Д.: Значит, кто-то… человек, который, вы думаете, что это был Израилевич…

Ш.: Кажется, он был послан Израилевичем.

Д.: Послан. Сказал Горькому, что Маяковский соблазнил его дочь и заразил ее сифилисом. Горький сказал это вам… Вы…

Ш.: Я сказал Лиле. И мы приехали к Горькому.

Д.: Объясняться?

Ш.:

Объясняться. Горький сказал: «Я это не говорил». Я сказал: «Алексей Максимович, вы сказали это мне».

Д.: Значит, вы с ним поссорились в первую очередь.

Ш.: Повторите! Он говорит: «Ну да, я сказал».

Д.: Значит, при…

Ш.: Лиле.

Д.: При Лиле.

Ш.: А Лиля сказала: «Володя здоров. Я это наверное знаю». Тогда он сказал: «Знаете что, этот человек должен прийти ко мне через день». Я не ходил к Горькому. А вдруг ко мне позвонил он, чтобы я пришел. Я пришел к нему, а он сказал: «Знаешь, а он не пришел, старик». А я… Говорит: «Лучше бы, чтобы этого не было».

Д.: Он говорит?

Ш.: Он сказал. Я спросил Маяковского: «Как, ходили к Горькому?» (Следующая фраза бессмысленна. По-видимому, нельзя расслышать.) «Ходили (или не ходили), — говорит, — потому что еще что-нибудь придут скажут». Вот такая история.

Д.: А что это за старик? Его фамилию не знаете?

Ш.: Не было старика. Не было.

Д.: Вы думаете, что это выдумали?

Ш.: Кто-нибудь выдумал, чтобы поссорить.

Д.: Вы думаете, что это нарочно выдумали?

Ш.: Думаю, что нарочно.

Д.: Зачем? Кому это нужно?

Ш.: Ну-у…

Д.: Вы думаете, что это антиреволюционные товарищи?

Ш.: Конечно, конечно.