Собрание сочинений. Том 4

Он спал, рыбак. В окне уже светало.А он все дрых. Багровая рукас лежанки на пол, как весло, свисала,от якорей наколотых тяжка.Русалки, корабли, морские богикачались на груди, как на волнах.Торчали в потолок босые ноги.Светилось «Мы устали» на ступнях.Рыбак мычал в тяжелом сне мужицком,и, вздрагивая зябнуще со сна,вздымалось и дышало «Смерть фашистам!»

у левого, в пупырышках, соска.Ну а в окне заря росла, росла,и бубенцами звякала скотина,а за плечо жена его трясла:«Вставай ты, черт… Очухайся – путина!»И, натянув рубаху и штаны,мотая головой, бока почесывая,глаза повинно пряча от жены,вставал похмельный Муромец печорский.Так за плечо трясла его жена,оставив штопать паруса и сети:

«Вставай ты, черт… Очухайся – война»,когда-то в сорок первом на рассвете.И, принимая от нее рассол,глаза он прятал точно так, повинно…Но встал, пришел в сознанье, и пошел,и так дошел до города Берлина.1963

Девчата из швейной артели

Девчата из швейной артелина станции нашей Зима,ручьи и сосульки в апреле

вас медленно сводят с ума.Дрожат, как в ознобе, машинки,и первые, около глаз,тихонько ложатся морщинкиеще незаметно для вас.Кого-то, кто встретит, проводит,вы ждете потом у ворот,да что-то никто не приходит,а может быть, и не придет.Ну прямо до слез огорченье,что так вот сидят и строчат

под музыку всплесков ручейныхдвенадцать ничейных девчат.Какая же это ошибка,что парни, такие слепцы,в костюмчиках, вами пошитых,не с вами идут, стервецы.Я тоже обидою маюсь,что девушки темью ночной,под песни мои обнимаясь —вот дуры! – идут не со мной…Август 1963, станция Зима

Опять на станции Зима