– Что же я, дураха кислая, натворила? – заплакала я. – Делать-то что?
– А что все. Ты ж уралка!.. Уральская косточка… Шибко не боись. Уральцы – народ ратный. Ёлы-палы! Запишемся да будем жить, землячка!
От такой бессовестной его наглости я даже перестала плакать.
– Ты – земляк?! Что это ты ещё в земляки трёшься?
– А-а! Ты ещё не в курсах!
Валера сбил фуражку на затылок.
– Так слушай. Ёшкин кот! Форменный я тебе земляк. Целинного об-разца. Как и ты. Той же Оренбургской области. Под боком у Орска. На берегу Урал-реки… Золотые места. Деревня Ключи. Валера Просветов. Будем знакомы.
Он протянул мне коряговатую руку.
Я оттолкнула её и пересела поплотней к дверке.
10
На поле на нас склеили обиду. Озлились.
– Блин блинский! Да вы где прохлаждаетесь?!
– Дело всё стоит… А они сверкнули на горизонте и стёрлись, накрылись зонтиком… Не знаем, куда и бежать листовки клеить…[325]
Да вас на молекулы мало разнести!– Грузить надо или не надо?!
– Может, им не до картошки…
– Как уже осторожно заметил провидец Витёка Невзгода, «их отношения зашли так далеко, что стали близкими»…
– Поглянь, ребя, как они сияют!
– Похоже, заточены под счастье!
– А может, они и в самом деле на исповеди у капитана токовали?
– Может быть… – надвое так ответил Валера.
Что тут поднялось!
Одни поздравляли нас.
Другие открыто вскозырились и ну метать красную икру баночками. Негодовали со всей той горячей пылкостью, на какую способно лишь отважистое молодое сердце.
– Быстро же вы саукались!
– Ну-у и Валерио!
– Ну-у и гу-усь!
– Ну и титька в каске!
– Ну и уха-ач на ура!
– Тихий-тихий… А из-под носа у всего взвода какую княжну духом спионерил! При нём царевна! А мы остались на эфесе ножки свеся! Вот ухохотайка!
– Если б ещё по чесноку…[326]
Воспользовался, что у него машина… Самоходом первый с визитом любви, мира и прогресса к капитану!– Это прямое злоупотребление служебным положением!
– И потом, Галя, Галинка, милая картинка!.. Ты ж, милавица, всем нам обещала. А к капитану ушуршала с Валеркой!
– Сущая тебе Анка-пулемётчица! Целый же взвод отстреляла и не охнула. Оставила в живых себе на радость только Валерку-холерку. Что особенного-то в нём чёрт свил? Непонятки…
Чудики… Если б хоть что-нибудь я сама понимала во всей этой коловерти…
11
Прочитал Визирев моё заявление на трехдневный отпуск, жертвенно сложил руки на груди.
– Хоть ложись и примирай. Ну эти военные помощнички! Ни в дышло ни в оглоблю! Какую дивчину ни пошли – этот эректорат раз и в загс! Раз и в загс!.. Р-раз и в загс!.. Это ж форменное разбазаривание моих дорогих кадров. Моего золотого фонда. Из года в год безбожно оголяют боевые бухгалтерские тылы!
– Посылали б тогда доблестных передовиков. Ту же Ли Се. Или, может, пост главного не позволяет её посылать?
– Э-эх, святая простота! Да не вдруг же она вломилась в главные. Десять картофельных сезонов кряду сама набивалась. Езди-ла! Эффект нуле-вой! Ой!.. Впечатлизмы от неё могильные. Ну кому нужен этот звероящер?!
Визирев до шёпота стишил голос:
– Есть горячее предложение – нетоньки даже холодного сбыта. Оттого и зла, как чёрная мамба.[327]
Теперь я немного догадываюсь, почему она с таким рвением перетирает во всякий вечер мужские косточки.
– Комплиментов от неё наш брат не жди. Пригласи её на свадьбу. Пускай хоть чужому счастью улыбнётся.
– Не только её и вас зову. К слову, свадьбу мы решили не закатывать… Обойдёмся домашним ужином. Без ресторана, без оркестра, без ансамбля. А как… Дадите вашу «Волгу» в загс?
– Само собой, огневуша! Распоряжусь, украсят кольцами, лентами. Из своих фондов выщелкну на обручальные кольца и к кольцам. Начинайте по-божески. Хочу, чтоб всё у вас было на большой. Такая будет моя виза.
12
Елена Степановна, Валеркина мама, доярка, получила приглашение на Выставку. В Москву за так не зовут – за дела за знатные.
Потолкалась Елена Степановна денёк по Выставке, а на второй – совсем нетерпёж поджёг! – с утра пораньше наладилась проведать сыновца. Благо, это ж рукой достать!
Приехала в часть.
Ей и объясняют, нету Валеры на месте.
– Куда ж он делся? Или беда какая к нему привязалась?
– Этого покуда ни одна душа точно знать не может.
Наверно, молоденький дежурный по-своему решил, что брак штука сомнительная (не зря же говорят, что доброе дело браком не назовут), и не отважился сказать о Валере, который, похоже, ничего не сообщил матери, раз в день регистрации она спрашивает его.
– Не-е, – в тревоге подступается Елена Степановна к дежурщику, – я так не отступлюсь. Допустите меня к начальству. Пускай начальство мне и пояснит, где мой сын, что с ним. Я человек прямого глаза. Что вижу… Живую правду леплю в глаза. Пускай и мне так напрямки рубнут!
Всё кончилось тем…
Только мы выходим из подъезда к «Волжанке» в лентах да в кольцах – навстречу синеглазка[328]
. В окошке напряжённое лицо Валериной мамы.