Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

— От этого хлеба меня несет третий день, как из бочки, — пробормотал он злобно, — старая стерва из околотка дала мне опий, но я, знаешь, боюсь его принимать. Если у меня язва желудка, это может окончиться очень плохо. Она уже хотела однажды меня отравить. Мне тоже кажется, что ты помешался, — неожиданно добавил он, поднимая на Александра слегка раскосые, мечтательные глаза.

— Он доводит меня своими шутками до того, что я себя не помню, — сказал Александр. — Вчера я готов был пырнуть его штыком, честное слово. Я просил о переводе в другую роту, но это можно будет устроить только по возвращении в Москву.

Худяков встал, и шинель повисла на его узких плечах.

— Черт побери, да что ты влип в него, как слепой в тесто, — вскричал он. — Да он потому и пристает к тебе, что ты его боишься!

Александр снял шишак и устало провел рукой по лицу.

— Я его не боюсь. Но я постоянно думаю о нем. И мне почему-то кажется, знаешь, Боря, — добавил он после краткого молчания, — что я ненавидел его задолго до той минуты, когда встретился с ним впервые.

4

Желтоволосая баба равнодушно кормит тощей грудью ребенка.

Сон клонит моряка.

Старуха с ястребиным носом сидит на своем сундуке, мешая всем, кто хочет пройти на площадку.

Наташа смотрит в окно: она видит черный пыхтящий паровоз и вагоны, которые кажутся ей накренившимися набок. Поезд поворачивает. Над пустым гремящим железом паровозных сходней появляется печальное лицо кочегара.

Она придерживает волосы, развеваемые ветром. Крупинки сажи садятся на ее плечи. Она следит за светлыми отражениями вагонных окон, скользящими по деревьям, по соседней насыпи, по телеграфным столбам, по барьерам хвороста, наваленного вдоль пути. Они мелькают по зеленому флагу, который держит в руках простоволосая стрелочница на полустанке. Переползая с кочки на кочку, когда начинают тянуться болота, они пятнают мимоходом серый, подобный хоботу, рукав водокачки. Они несутся как бы вперегонку с поездом, несмотря на то, что обязаны ему своим существованием.

Она закрывает окно и садится. Песенка сама собой поется в ее голове и отлично выходит под мерную брякотню колес: начинает казаться, что без этой песенки они перестали бы вертеться:

Я должен вам сказать, что, собственно говоря,Я увлечен тобою,И с этой точки зренияТы будь моей женою.

Она сурово рассматривает желтое лицо женщины, кормящей ребенка. Ребенок сосет с глазами, закрытыми от наслаждения. Она прикладывает горячий лоб к железным поручням, поддерживающим верхнюю полку над ее головой. Вот я посвящаю тебя в жены…

Сон клонит моряка.

Женщина с ястребиным носом раскладывает пасьянс на завоеванном пространстве.

Светлые пятна вагонных окон врываются на перрон Октябрьского вокзала.

5

— Ты пойдешь сегодня в отпуск, Худяков? — спросил Александр, шагая.

— Нет, — шагая, ответил Худяков.

Александр украдкой придержал уставшую левую руку правой.

— А я иду наконец, — пробормотал он.

Он дождался паузы, — взвод пел, — и добавил:

— Жаль. Я познакомил бы тебя с моей невестой.

Худяков посмотрел на него искоса.

— Врешь, — недоверчиво возразил он.

Александр ничего не ответил. Справа и слева от него покачивались в такт шагам руки, подставленные под плоские приклады винтовок.

Маленький кривоногий взводный громко отсчитывал шаги. Лицо его сияло от вдохновения и пота. Он был счастлив.

— Ать, два. Ать, два. — Он отчаянно взмахнул рукой. — В цепь!

Взвод сорвал винтовки с плеча, рассыпался цепью, упал на землю.

— Допустим, что противник наступает со стороны ангаров.

Сожженная солнцем трава пахла дымом. Крошечные люди выводили из ангара аэроплан. Александр прицелился в одного из них, самого суетливого. «Я бы попал в него, если бы стрелял боевым патроном». Он вскочил, и открытка хрустнула в кармане. «Сегодня в отпуск. Боже мой, какое счастье! Сегодня в отпуск. Мамочка, ты должна смотреть на нее как на мою жену».

— Допустим, что противником открыт перекрестный огонь.

Взвод наступал под перекрестным огнем.

— Четвертое звено, за мной, вперед, бегом марш! — крикнул Александр.

Он пробежал несколько шагов, не чувствуя ног от усталости.

Винтовка лежала в руках, тяжелая, большая. Лес медленно шел к нему и устало дышал. Он прыгнул в ров. Девкин сидел во рву орлом, схватившись руками за колени. У него была белая, как будто очерченная мелом, челюсть. Придерживая падающие штаны, он свистал песню.

Александр опустил глаза и отвернулся. Он чувствовал себя бессильным перед этим напруженным лбом. Кровь билась в его плечах. Молча надев винтовку на плечо, он обошел Девкина, как падаль…

Маленький белый аэроплан, повисший над лагерем, казалось, управлял медленной игрой облаков. Взвод курил.

Александр лежал на траве, подле винтовок, составленных в козлы. Ноги ныли. Верблюд шагал к аэроплану, меняя на ходу свои неверные очертания. Когда он приплыл к нему наконец, он был уже огромной женщиной в кривом кринолине.

Александр пощупал открытку. Сегодня в отпуск.