Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

Ранний мороженщик стоял на углу Губернаторской и Плоской. Дрожа от холода, Кастрен купил на копейку сливочного и съел.

Они немного потолкались в воротах дома, где жил Кущевский. Дом был белый, вежливый; бородатый дворник убирал и без того чистый двор. Это как-то немного охладило их решимость. Дико глядя на дворника, Саша первый подошел к подъезду. Фамилия предателя была вычерчена на маленькой черной доске. Сжав губы, Саша протянул руку к звонку.

Мужчина с толстыми баками встретил их в передней.

— Толя еще спит, — сказал он, приветливо рассматривая гимназистов.

9

Седоусый сторож шел, прихрамывая, по верхней аллее сада. Он держал в руке острую железную палочку и по временам лениво протыкал ею прошлогодние листья, проведшие зиму под снегом. Он думал о своем и не заметил гимназистов, собравшихся в кустах вокруг огромного плоского камня, положенного в честь основателя Ботанического сада. Саша стоял на этом камне, на слове вечность, заросшем серым курчавым мохом.

— Вам предлагают подать прошения об обратном приеме, — с иронией говорил он, — что ж, сделайте это! Ведь это вам так дешево стоит. Для этого нужно только отступиться от двух товарищей, поплатившихся за то, что они исполняли ваше поручение.

Подобно Карлу Моору, он готов был привязать к дубу свою правую руку: «Решайтесь, предатели, кто из вас первый оставит в нужде своего атамана!»

— А если за меня мать подаст? — спросил Алмазов.

С пылкостью, но уже без уверенности, Саша отвечал, что со стороны матери это будет подлостью. Он грустно смотрел на понурые лица одноклассников. Ряды его приверженцев редели. Маленький Трахтенбауэр сидел на пне, закинув ногу на ногу, подражая старшему и самому надменному из братьев. Очки не держались на его крошечном носу.

«Трахтенбауэр уже подал», — холодея, подумал Саша.

Загадочно глядело на него закинутое вверх и узкоглазое лицо Визе, пансионера. Поляки, с месяц назад переведенные из разоренной Вильны, сидели крепкие, коротко остриженные, с большими челюстями и чужие для всех. И никто, кроме Альки, не снял герба.

И все молчали.

— Мне все равно, — сказал Саша, — я говорю все это не потому, что сам исключен без права поступления. Мне все равно, я уезжаю. Но, честное слово, мне стыдно будет когда-нибудь вспомнить, что я учился в одном классе с такими скотами, как вы!

Кастрен поднялся со своего места и неторопливо подошел к нему.

— Брось, — сказал он с презрением и указал головой на одноклассников. — Они все подали, что с ними толковать.

Он не окончил. Шум шагов заставил всех обернуться.

Много маленьких гимназистов вдруг появилось на верхней аллее Ботанического сада. Они бежали, крича и переговариваясь, веселые, потные, в распахнутых шинелях и фуражках, лихо сброшенных на затылок. Рыжий мальчик, стрелявший в Нилуса, предводительствовал ими. Он сбежал вниз, к пятиклассникам, и, тяжело дыша, вытянувшись, как солдат, остановился перед Сашей.

— Четвертый «б» присоединяется, — объявил он торжественно и указал на свое веселое войско. Глаза его блестели.

— Благодарю четвертый «б» класс, — сказал Саша и протянул рыжему мальчику дрожащую от восторга и благодарности руку. — Но все уже кончено. Вы опоздали.

ЮНОСТЬ

1

Более тысячи девятисот солдат спали в лагерях на Ходынском поле, натянув до плеч тонкие одеяла, склонив головы на худые подушки, не замечая дождя, старавшегося разбудить их раньше того, положенного уставом часа, когда пухлощекий горнист поднесет к губам сияющий на утреннем солнце рожок.

Ломовик, вернувшийся с караула, сел на свое место и снял толстые намокшие сапоги. Узкое пространство между досками низких нар, составлявших основание палатки, заставило его поджать под себя усталые холодные ноги. Он задумался, поставив локти на колени, потом лег, грубо отодвинув Александра, положившего на его место просунувшуюся из-под одеяла руку. И заснул, разбудив своего черноволосого тонкогубого соседа.

Так кончилась ночь. Но дождь продолжался. Он стекал по суровым полотнищам палаток, пропитывая плотную ткань, угрожая ворваться внутрь.

Александр грустно смотрел на еле видную в темноте трехугольную холстину двери. Ее захлестывало ветром, и, когда она приподнималась, таща за собой короткую паутину веревок, капли влетали под низкий островерхий купол.

Александр все лежал, закинув под голову руки. Короткий солдатский отдых владел недвижимыми девятью телами вокруг него. Он был один и чувствовал себя легким — с легкой утренней пустотой в голове.

Сон был уже забыт, но задумчивое сознание того, что он был увиден не впервые, еще длилось. Примета исчезнувшего из мира значения — Александр напрасно старался вспомнить ее под барабанный звон воды, падавшей на палатку.

Он покорно посмотрел на соседей, угадывая их в полутьме. Грустно дышал рядом с ним куриной грудью Худяков.

Храпел Невздымайшапка, столяр.

Тихо отдыхал во сне седой эстонец, среди чужого поколения изучавший военное дело в ходынских лагерях.