Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

Припрыгивая, он обошел дом и заглянул в окно каморки, которую папа выкроил из своего кабинета. Вудька стоял посреди нее и прислушивался. Дима тихонько свистнул. Проскочив среди ремней, свисавших с потолка над письменным столом, собака прыгнула к нему, и они побежали.

На чердаке он положил Вудькину морду себе на колени и потер рукой остриженное место. Оно было запачкано сургучом.

— Чего он к тебе привязался?

Вудька зевнул: ей-богу, не знаю.

Дима бросил его и полез на перекладину для сушки белья. Сидеть было не очень удобно, но зато через слуховое окно он видел покатые крыши города, голубь ходил по одной из них, сложив серо-сизые крылья, пробковые шары висели на пожарной колокольне. Зачем они висят? Пожарный в синей куртке смотрел вниз, облокотясь на перила. Дима прицелился из пальца в шары. Трах, он согнул большой палец. Вот бы сбить такой шар! Я бы сделал из него спасательный пояс.

Ухватившись за спинку вставшей на дыбы железной кровати, он влез на высокую груду ветоши и осмотрелся: паутина дрожала между чердачных балок, солнце просквозило рогожу, прикрывавшую одно из окон, и, как шахматная доска, лежало на отслуживших матрацах и разбитых ночных горшках. А с верхнего настила свешивалась на шнуре тонкая плита из кафельной печки. Это что еще за штука? Он с усилием дотянулся до нее. Надпись пересекала плиту с края до края. Он стер с букв пыль рукавом. Читая, он водил пальцем по строке: «Не тор-говать, смерт-но».

Он вспомнил разговор между мамой и мужиком, возившим для них из деревни сметану и творог.

— Да где ж теперь торговать? — говорил мужик. — Разве теперь можно торговать? Лишний грош заработать не дают. Это ведь как же. Раньше ты, к слову сказать, товар имел…

Мама попробовала сметану.

— Дорого просишь.

— Торговать нельзя, торговаться можно, — засмеявшись, сказал мужик.

«Смертно… Неужели за это смерть? Мужика убьют и зароют в землю». Дима перевернул плиту. На той стороне были пристроены какие-то проволочки, катушки.

Он слез вниз и, подоткнув упавший чулок, пошел прочь, задумчивый, грязный.

2

«Ты сердишься на меня, Алька, за то, что я женат…»

Жена сидела на кровати, снимая чулки, полуосвещенная лампой, свет которой был поперек рассечен абажуром.

«Между тем это происходит гораздо проще, чем ты предполагаешь. Появляется женщина, сперва в столовой, потом в кабинете и спальне. У меня тогда еще не было кабинета. В столовой она наливает тебе суп, в кухне бранит прислугу. В спальне снимает платье и ложится в твою постель, наутро одевается и ждет тебя к обеду. Она ходит по твоей комнате…»

Она соскочила с кровати и подбежала к зеркалу, разглядывая родинку на подбородке.

— Совсем забыла тебе сказать, что сегодня заходил Непенин.

Александр оборвал письмо на полуслове.

— Зачем?

— Не знаю. Кажется, собирался посоветоваться с тобой насчет своего миокардита.

— Для этого у меня есть приемные часы.

Она повесила шелковую нижнюю юбку на вешалку в шкафу.

— Ты, кажется, недоволен?

— Да, я не люблю его.

Она пожала плечами и села в кресло, поджав под себя ноги, натянув на колени рубашку.

— Если так будет продолжаться, ты разгонишь всех моих знакомых.

Недоконченное письмо лежало перед Александром. «Вечером она снимает платье и ложится в твою постель, утром она одевается, а днем ждет тебя к обеду».

Она с силой ткнула в подушку рукой и залезла под одеяло.

— И с Непениным та же история. За что ты его не любишь?

— Не знаю, — сказал Александр.

Она лежала, натянув одеяло по грудь, розовая, смуглая, сердитая.

— Именно тех людей, которые хоть немного скрашивают существование в этом проклятом городишке, ты и отваживаешь от нашего дома.

Александр сложил письмо и сунул его под бювар. Лицо его помрачнело.

— Уже больше пяти лет, как я чуть ли не ежедневно слышу эти упреки. Мне это надоело наконец. Ты прекрасно знаешь, что я прилагал все усилия, чтобы уехать отсюда. Не моя вина, что до сих пор из этого ничего не вышло.

Она сидела на кровати и смотрела на него.

— Я могу освободить тебя от обязанности ежедневно выслушивать мои упреки. Завтра же меня здесь не будет.

Александр молча погасил переносную лампу на столе и зажег другую над кроватью. Он подошел к жене и тронул ее за плечо. Она повернулась лицом к стене.

— Вера!

Плечи лежали неподвижно.

— Ты бы лучше посмотрела, не раскрылся ли Дима, — примирительно сказал Александр. — Я слышал, он очень кашлял сегодня утром.

Холодная, высокая, соблазнительная, она встала и прошла в соседнюю комнату.

— Не ходи босиком, ты простудишься, — пробормотал Александр.

Он ждал жену, опустив голову, сжимая коленями ладони. «Ты сердишься на меня за то, что я женат. Но ведь это происходит гораздо проще, чем ты предполагаешь».

Она вернулась и снова легла лицом к стене, натянув одеяло до самого подбородка.

— Вера!

— Оставь меня в покое. Тебе нужна не женщина, а прислуга, которая готовила бы тебе бутерброды, пока ты сидишь в конуре и возишься со своими собаками.