Собрание стихотворений и поэм

«Послушай, я слышал, что ворон Стал черным как ночь потому, Что мысли свои до сих пор он Не хочет открыть никому.

Застряла, попавшись, как в невод, В башке моей дума одна. Да только не знаю, тебе вот По сердцу ли будет она?

Друзья мы, и нам не пристало Вести разговоры о том, Что люди, и реки, и скалы Привыкли нас видеть вдвоем.

Хлебнем-ка еще по глоточку. Не хвастаюсь, я не таков, Но верь, что любой свою дочку Отдать за Османа готов.

На прошлой неделе, не дале, Апан с Пайзулой и Чупан О том мне вовсю намекали, Но сердце, кунак, не карман.

И в нем заменять я рублями Не стану червонца. Али, С тобой мы в ауле домами Навек породниться б могли.

Покуда б росла твоя дочка, Терпенья б набрался мой сын. Лишь слово ты дай мне, и точка, — Кремневое слово мужчин».

Али захмелел. И порядка Не стало в его голове. Но было от этого сладко Лежать у костра на траве.

Казалось, что клочья тумана, Клубясь, превращались в ягнят. Промолвил Али: «За Османа Отдать я готов Асият».

Папахами и поясами Затем обменялись они. Каменья покрылись слезами, И звезд потускнели огни.

Коль дело решаешь — то мудро Держись от вина в стороне. Схватился за голову утром Али, отрезвевший вполне…

Ах, горцы, крепки вы порою Бываете задним умом: Когда уже дождь за горою, Бежите за буркою в дом.

Ругательства сыпля без счета, Ворота закрыть на запор Спешите, когда за ворота Увел уже буйвола вор.

Как будто бы черту в угоду, Не раз вам случалось в пути Разбить на ухабах подводу, А после дорогу найти.

Падение камня с вершины И криком «аллах» не прервать. Верны своей клятве мужчины, Верны, как бумаге печать.

И вот перед каждым камином В домах разговоры пошли О том, что Салмановым сыном Засватана дочка Али.

Слух мчится быстрее косули, У слуха особая прыть. И стали мальчишки в ауле «Невестою» Асю дразнить.

Летело в ответ мальчуганам: «Ослы! Вас излупит мой брат», И вежливо «дядей Османом» Османа звала Асият.

Есть тайны, до срока в секрете Их держит природа. И тут Права она. С возрастом дети – Пускай лишь о них узнают.

Исписано много тетрадей. За годом торопится год. И Ася Алиева дядей Османа уже не зовет.

Старается с ним не встречаться, Гуляя на улочке днем. И сердится на домочадцев, Коль речи заводят о нем.

Ей многое стало понятным, Наивность — тончайшая нить. И кажется невероятным, Что мог так отец поступить.

Как все ей противно в Османе: Следы табака на усах, Часы на цепочке в кармане И наглость мужская в глазах.

Во время войны, по болезни Став белобилетником, он Горланил похабные песни Под окнами плачущих жен.

Он пел: «Я могу от печали Избавить вас, жены солдат». О, как, если б только вы знали, Противен он стал Асият.

Противен за то, что он пьяным Шататься по улицам мог, Когда недосуг аульчанам Воды даже выпить глоток.

За то, что у школы за нею Охотился этот жених. За то, что дружкам ахинею Он нес о победах своих.

За то, что во время картины Подсолнухи щелкал в кино… И просто без всякой причины Он стал ей противен давно.

Бухгалтером был он. И Асю, Быть может, и впрямь оттого Всегда математика в классе Влекла к себе меньше всего.

Ей снился в обличье, бывало, Нечеловеческом он. И, вся холодея, кричала Она от испуга сквозь сон.

Но там, где над крышей мечети Плыл месяц в туманную даль, Держалась от улиц в секрете Истории этой печаль.

Кто ж знал о ней? Речка, да поле, Да ветви раскинувший сад, Да самая верная в школе Одна из подруг Асият.

Да парень соседский в ауле О ней догадался. Он был Догадлив так не потому ли, Что девушку тайно любил?

Да мать, чья душа изболела, Да, может, немножко отец, Чье слово решало все дело, Как пущенный метко свинец.

Еще о ней мог бы, к примеру, Легко догадаться Осман. Но самоуверен не в меру Был этот кичливый болван.

*

Мерцали созвездья, украсив Полночного неба скрижаль. И Вере Васильевне Ася Поведала эту печаль.

И, плача, чуть слышно сказала: «Как будто у края небес Я к черной реке с перевала Спустилась, а мост вдруг исчез.

Нетрудно в беде оступиться. И вот я на ваш огонек Пришла, чтоб своей ученице Вы дали последний урок».

«Грустны твои думы, как тучи. Не плачь, Асият. Ничего. И как поступить тебе лучше, У сердца спроси своего.

Ты думаешь, было когда-то Легко в молодые года Мне, тихой москвичке с Арбата, Отважиться ехать сюда?

Мать плакала: «Доченька, право, Не сможешь ты жить среди гор. Там дикие, темные нравы Бытуют еще до сих пор.

В могилы — о том я читала, — Ложится там больше людей, Сраженных ударом кинжала, Чем умерших смертью своей».

И маминым просьбам на милость Сдалась бы я, может быть, но В груди моей сердце забилось. «Езжай!» — приказало оно.

Не платьями — книжками, Ася, Набила я свой чемодан. Простилась с Москвой, в одночасье Уехала в твой Дагестан.

И вот в этом горном ауле, Где небо пронзает скала, Где чуть не погибла от пули, Поверь мне, я счастье нашла.

Дала я уроков немало За двадцать без малого лет. Боролась, любила, страдала. Был труден мой труд — не секрет.

Но знала я радостей много. И жаль мне одну из подруг, Что свой аттестат педагога, Вздохнув, положила в сундук.