Говорят, что когда-то фюрер Акварели писать любил, Но врожденный талант к халтуре Остудил мимолетный пыл.
И задумал ефрейтор бравый Дирижировать всей страной, Чтоб она научилась исправно На гармошке пиликать губной.
О, мадонна Сикстинская! Слушай, Если можешь, трескучий шум. Но закрой поскорее уши Непорочному малышу.
Чтобы в Лейпцигской галерее Не оглохло твое дитя От призывов, угроз, елея Доморощенного вождя.
Что в соборах поют органы?.. Может, «Аве Марию?” Нет. Нынче клавиши стали пьяными От предчувствия легких побед.
«Айн, цвай, драй1…” Оглушает своды И возносится к облакам, Музыканты открыли ноты Под названием грозным «Майн кампф2».
То-то грянет сейчас сюита — Вскинул руку вверх дирижер… … И когда письмецо Саида, Наконец, долетит до гор.
Будет мир, как орех, расколот На две части — добро и зло, И нагрянувший с запада холод На восток унесет тепло.
Лишь увядшая ветвь жасмина Станет напоминать Джамиле О последнем мгновении мира На далекой брестской земле.
IV.
Еще со времен Ярослава Над светлой водой Муховца В жару привечала дубрава Охотника, смерда, гонца.
И князя со славной дружиной, Купца из заморских земель… В затоне желтели кувшинки И тыкались рыбы о мель.
А ночью над сонным причалом Крик выпи будил тишину И зыбь осторожно качала, Как будто младенца, луну.
Земля эта слышала стоны И палицы, и тетивы, Хазарских подков перезвоны И песни янтарной Литвы.
И польской мазурки веселье В таинственном блеске свечей, И шляхты надменной похмелье Под лязг кровожадных мечей.
Земля эта все испытала: И срам поражений, и бред Бесчисленных битв, и опалу, И славу державных побед.
Но то, что уже неизбежно Ей вновь испытать предстоит, Страшнее чащоб беловежских И в прошлое канувших битв.
………………………………….
Сорок пятая немецкая дивизия — Тысячи касок на головах, В которых мысли только о провизии И о прочих трофейных дарах.
Прославленная дивизия сорок пятая… Под твоими сапогами стонал Париж, А Варшава от прицелов твоих попрятала Мальчишек и голубей спугнула с крыш.
Но все это было репетицией генеральной Перед спектаклем под названием: «Совершенно секретно»… Главный режиссер мнил себя гениальным И ждал, когда же наступит лето.
Чтобы на фоне естественных декораций — Синей реки и зеленого леса, Да птичьей морзянки, маскирующей рацию, Распахнуть, как занавес, дымовую завесу.
Брест одноэтажный, как на ладони, Сладко потягивается во сне… Еще мгновение — и он застонет, И станет метаться в каждом окне.
Вздрогнет полураздетая крепость: — Провокация или война?.. Уже незачем разгадывать этот ребус, Когда рухнула казарменная стена.
Когда из дымящихся серых развалин Выползают полуживые тела, На которых с картины взирает Сталин, Самодержавным взглядом орла.
Кто-то, умирая, зовет маму… Кто-то застегивается на ходу. … Майор Гаврилов, принимай команду! Больше некому в этом аду.
По разбитым клавишам и цимбалам, По горящим нотам — Быстрей! Быстрей! — Комиссар Фомин уводит в подвалы Обезумевших женщин и детей.
«Хэнде хох!..3 Капут, Россия… Как удирают твои войска! Новый порядок наводят силой, Чтобы держался не годы — века.
У Красной Армии сверкают пятки Уже под Смоленском… И лишь цитадель Все еще с нами играет в прятки, Грозный корабль посадив на мель.
В Берлине наспех печатаются билеты В Большой театр на торжественный вечер… Послушай, крепость, сопротивление нелепо, Когда защищаться тебе больше нечем!”
…. Но, стиснув зубы, молчат казематы. И даже люди молчат в бреду. Вот только очередь автоматная Порою выругается в темноту.
Ни детских слез, ни женской истерики, Хотя животы, как обоймы, пусты… Но для белого флага здесь нет материи — Белье изорвано на битвы.
Немцы думают: Все подохли — И боязливой трусцой бегут К стенам, где распластавшись под окнами, Гортанно выкрикивают: «Рус, капут!”
Но в этот миг, не зная пощады Из преисподней подвального мрака Майор Гаврилов с небольшим отрядом Бросается в штыковую атаку.
Как скорлупа, о немецкие каски Трескаются ореховые приклады. Но штыки в мундиры входят, как в масло, — И это похлеще Дантова ада.
Головы гудят, точно с похмелья, Мольба и ругань сливаются в крик… Обороне уже четыре недели — А вы рекламировали «Блиц криг4».
Не подтвердится прогноз похода: Вместо солнца — свинцовый дождь. В разгаре июля сорок первого года Сорок пятую армию пробирала дрожь.
На церковной стене штыком изуродованным Неизвестный солдат нацарапал едва: «Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» — И навеки уткнулся в эти слова.
А таких бойцов было три тыщи, Но сколько осталось неведомо никому… В пустых бойницах ветер свищет, И ухают совы в кромешную тьму.
Три тысячи воинов в океане вражьем… Но сказал комиссар им, примерно так: — Связи нет и не будет. Но крепость наша Станет драться, как славный крейсер «Варяг».
«Наверх вы, товарищи…» — И поползли Из черного зева сырых подземелий Все те, что биться еще могли, И те, что держались уже еле-еле.
«Гвозди бы делать из этих людей…» — Мой друг написал о таких же героях. А я бы сказал: «Они крепче камней! Из них бы гранитные крепости строить».