Сочинения Иосифа Бродского. Том VI

«You can’t because you don’t know how to speak.If you had any feelings, you that dugWith your own hand — how could you? — his little grave;I saw you from that very window there,Making the gravel leap and leap in air,Leap up, like that, like that, and land so lightlyAnd roll back down the mound beside the hole.I thought, Who is that man? I didn’t know you.

And I crept down the stairs and up the stairsTo look again, and still your spade kept lifting.Then you came in. I heard your rumbling voiceOut in the kitchen, and I don’t know why,But I went near to see with my own eyes.You could sit there with the stains on your shoesOf the fresh earth from your own baby’s graveAnd talk about your everyday concerns.You had stood the spade up against the wall

Outside there in the entry for I saw it.»«I shall laugh the worst laugh I ever laughed.I’m cursed. God, if I don’t believe I’m cursed.»— Не ты. Ты не умеешь говорить.Бесчувственный. Вот этими рукамиТы рыл — да как ты мог! — его могилку.Я видела в то самое окно,Как высоко летел с лопаты гравий,

Летел туда, сюда, небрежно падалИ скатывался с вырытой земли.Я думала: кто этот человек?Ты был чужой. Я уходила внизИ поднималась снова посмотреть,А ты по-прежнему махал лопатой.Потом я услыхала громкий голосНа кухне и, зачем сама не знаю,Решила рассмотреть тебя вблизи.

Ты там сидел — на башмаках сыраяЗемля с могилы нашего ребенка —И думать мог о будничных делах.Я видела, ты прислонил лопатуК стене за дверью. Ты ее принес!— Хоть смейся от досады и бессилья!Проклятье! Господи, на мне проклятье!

Это действительно голос очень чужой территории: иностранный язык. Это взгляд на мужчину с расстояния, которое он не может охватить, ибо оно пропорционально частоте движений героини вверх и вниз по ступенькам. Которая, в свою очередь, пропорциональна взмахам лопаты, копающей могилу. Каким бы ни было это соотношение, оно не в пользу предпринимаемых героем реальных или мысленных шагов по направлению к ней на этой лестнице. Не в его пользу и смысл ее метаний вверх-вниз по лестнице, пока он копает. По-видимому, рядом нет никого, кто мог бы сделать эту работу. (Потеря первенца наводит на мысль, что они довольно молоды и, следовательно, не слишком обеспеченны.) Мужчина, выполняя эту черную работу совершенно механически — на что указывает искусно подражательный рисунок пентаметра (или обвинения героини), — подавляет или обуздывает свое горе; то есть его движения, в отличие от движений героини, функциональны.

Короче, это взгляд бесполезности на пользу. Очевидно, что такой взгляд, как правило, точен и богат осуждениями: «Бесчувственный» и «Летел туда, сюда, небрежно падал / И скатывался с вырытой земли». В зависимости от длительности наблюдения — а описание рытья занимает здесь девять строчек — этот взгляд может привести, как здесь и происходит, к ощущению полного разрыва между наблюдателем и наблюдаемым: «Я думала: кто этот человек? / Ты был чужой». Ибо наблюдение, видите ли, ни к чему не приводит, тогда как рытье производит по крайней мере холм или яму. Чей мысленный эквивалент для наблюдателя та же могила. Или, скорее, соединение мужчины и его задачи, не говоря уже о его инструменте. Бесполезность и пентаметр Фроста прежде всего схватывают ритм. Героиня наблюдает бездушную машину. Мужчина в ее глазах — могильщик и, таким образом, ее антипод.