Содом и Гоморра

Что до механика, мало того что по его просьбе Морель уговорил Вердюренов заменить их бричку автомобилем (это было относительно легко, ведь Вердюрены были к «верным» довольно-таки щедры), они и главного кучера, впечатлительного молодого человека, склонного к мрачным мыслям, заменили этим самым механиком, а этого добиться было труднее. На это потребовалось несколько дней, и вот как это произошло. Первым делом Морель устроил так, чтобы у кучера постепенно украли всю упряжь. Сперва он обнаружил пропажу удил, затем – цепочки для удил. Далее постепенно исчезли седельная подушка, хлыст, попона, плеть, губка, замша. Всякий раз его выручали соседи, но он являлся к Вердюренам с опозданием, г-н Вердюрен приходил в ярость, а кучер впадал в уныние и предавался мрачным мыслям. Шоферу не терпелось вступить в должность, он объявил Морелю, что возвращается в Париж. Необходимо было принять срочные меры. Морель уверил слуг г-на Вердюрена, что юный кучер объявил, будто приготовил для них ловушку, и хвастался, что он им всем шестерым задаст перцу; он уговорил всех шестерых, что это не должно сойти обидчику с рук. Сам он, дескать, не имеет права вмешиваться, но предупреждает их, чтобы они опередили обидчика. Договорились, что, когда г-жа и г-н Вердюрен уйдут с друзьями на прогулку, они все нападут на юношу на конюшне. Все это было не более чем поводом для последующих событий, но, поскольку участники событий заинтересовали меня позже, упомяну, что в тот день у Вердюренов оказался один их друг, приехавший отдохнуть, с которым им хотелось совершить пешую прогулку до его отъезда, назначенного на тот же вечер.

Когда мы отправились на прогулку, меня очень удивило, что Морель, который пошел гулять вместе со всеми и собирался играть на скрипке среди деревьев, сказал мне: «Знаете, у меня болит рука, не хочу об этом говорить госпоже Вердюрен, но попросите ее, чтобы с нами пошел один из лакеев, например Овслер, он понесет мои инструменты». – «По-моему, лучше выбрать кого-то другого, – возразил я. – Овслер будет нужен для обеда». Лицо Мореля гневно передернулось. «Нет уж, не желаю доверять мою скрипку кому попало». Позже я понял его замысел. Овслер был любимым братом юного кучера и мог вступиться за брата, останься он дома. Во время прогулки Морель сказал мне очень тихо, чтобы Овслер не услышал: «Он славный парень, и брат у него, в сущности, такой же. Если бы только не это его пагубное пристрастие к выпивке…» – «Как, он пьет?» – спросила г-жа Вердюрен, бледнея при мысли, что у нее пьющий кучер. «Вы просто не замечаете. Чудо, что с ним ваш экипаж еще не перевернулся». – «Значит, он возил и других пассажиров?» – «Если бы вы только знали, сколько раз он опрокидывался, вот и сегодня у него вся физиономия в ссадинах. Не знаю, как он сам не убился, а оглобли-то он переломал». – «Я его не видела сегодня. – сказала г-жа Вердюрен, трепеща при мысли, что могло произойти с ней самой. – Вы меня ужасно огорчили». Она хотела уже сократить прогулку и поскорей вернуться домой, но Морель, чтобы протянуть время, выбрал пьесу Баха с бесконечными вариациями. Вернувшись, она пошла в каретный сарай, увидела новую оглоблю и окровавленного Овслера. Она не хотела ему выговаривать, а просто собиралась объявить, что кучер ей больше не нужен, и рассчитаться с ним, но он сам попросил расчета, не желая обвинять товарищей в травле (ведь он понял, куда каждый день девались седла и все остальное) и видя, что если он будет терпеть и дальше, это для него добром не кончится; такое решение всех устроило. На другой день шофер поступил на место, и позже, когда г-же Вердюрен пришлось нанять другого, она осталась так довольна этим, которого посоветовал Морель, что горячо его мне рекомендовала как человека, заслуживающего полного доверия. Я тогда не знал всего случившегося и в Париже стал часто его нанимать. Но не буду слишком опережать события и вернусь к этой истории, когда буду рассказывать об Альбертине. Сейчас мы находимся в Распельере, я впервые приехал туда с моей подругой, а г-н де Шарлюс с Морелем, предполагаемым сыном некоего «управляющего», который зарабатывал в год ровным счетом тридцать тысяч франков, имел свой экипаж, а под началом у него состояли помощники дворецкого, садовники, младшие управляющие и арендаторы. Но раз уж я забежал вперед, не хочу оставлять читателя в убеждении, что Морель был воплощением зла. Скорее он был полон противоречий, но подчас способен на воистину добрый поступок.