Содом и Гоморра

Разумеется, справедливо, что человек, сочиняющий отчеты, выписывающий колонки цифр, отвечающий на деловые письма, следящий за биржевым курсом, когда он с ухмылкой говорит вам: «Ваше счастье, что вам делать нечего», испытывает приятное чувство превосходства. Но такое же и даже более презрительное превосходство (ведь, в конце концов, занятые люди тоже обедают в гостях и в ресторанах) исходит от них, если вы заняты сочинением «Гамлета» или хотя бы его чтением. В этом занятые люди ничего не смыслят. Когда они застают кого-нибудь в тот момент, когда он поглощен бескорыстным культурным трудом, этот труд представляется им смешным времяпрепровождением бездельников, и они, должно быть, думают, что это то же самое, чем в их собственной профессии выгодно выделяются те, кто, быть может, ничем не лучше их на судебном или административном поприще, однако быстро продвигаются по службе, и коллеги склоняются перед ними, говоря: «Считается, что он блестяще образованный, воистину выдающийся человек». Но главное, председатель не понимал, что в обедах в Распельере мне нравилось именно то, что, как верно, хотя и неодобрительно говорил он сам, ради них приходилось предпринимать «целое путешествие»; прелесть этого путешествия я чувствовал еще острее оттого, что оно не было моей целью, я не искал в нем удовольствия, которое связывалось у меня с теми, к кому я ехал, и вся атмосфера поездки не так уж меняла эту главную цель. Теперь бывало уже темно, когда из тепла отеля, ставшего для меня домом, я переносился в вагон, куда мы садились вместе с Альбертиной, и отблеск фонаря на оконном стекле извещал нас на остановках пыхтящего поезда-кукушки, что мы прибыли на станцию. Опасаясь, что Котар нас не заметит, и не расслышав названия станции, я распахивал дверь, но в вагон вместо «верных» врывались ветер, холод, дождь. В темноте я различал луга, слышал море, мы были в чистом поле. Перед встречей с тесной компанией Альбертина смотрелась в зеркальце, доставая его из золотого несессера, который возила с собой. Дело в том, что в первый наш приезд г-жа Вердюрен велела проводить ее в свою туалетную комнату, чтобы она привела себя в порядок перед обедом; я последнее время жил в блаженном покое, но тут, когда мне пришлось расстаться с Альбертиной у подножия лестницы, во мне шевельнулись беспокойство и ревность, и пока я ждал один в салоне, посреди тесной компании, я страшно затосковал и стал гадать, чем занята моя подруга там, наверху; и вот на другой день я посоветовался с г-ном де Шарлюсом насчет какого-нибудь подарка поэлегантнее и тут же телеграммой заказал у Картье несессер, который стал источником радости для Альбертины и для меня. Он оказался для меня залогом спокойствия, а для Альбертины – залогом заботы обо мне. Она наверняка догадалась, что мне неприятно было, когда она покидала меня одного в доме г-жи Вердюрен, и теперь ухитрялась в вагоне заранее привести себя в порядок и подготовиться к обеду.