Содом и Гоморра

Жильберта тоже укрепляла положение матери, потому что один из дядей Сванна недавно оставил девушке в наследство около восьмидесяти миллионов, так что Сен-Жерменское предместье начало о ней задумываться. Оборотной стороной медали было то, что Сванн был дрейфусаром, впрочем, он умирал, да и его убеждения не вредили жене или даже приносили пользу. Не вредили потому, что люди говорили: «Он слабоумный, впал в детство, его никто не принимает всерьез, главная у них жена, а она-то прелесть». И даже дрейфусарство Сванна было Одетте на руку. Предоставленная сама себе, она бы, возможно, принялась заискивать перед блестящими дамами, и это бы ее погубило. Но в те вечера, когда она тащила мужа на обед в Сен-Жерменское предместье, Сванн угрюмо отсиживался в углу, а когда Одетту представляли какой-нибудь даме-националистке, не стеснялся вслух увещевать ее: «Одетта, помилуйте, вы с ума сошли. Прошу вас, сидите спокойно. Как безвкусно с вашей стороны представляться антисемитам. Я вам это запрещаю». Светским людям все угождают, они не привыкли ни к такой гордыне, ни к такой невоспитанности. Они впервые видели, чтобы кто-то ставил себя выше их. Брюзжание Сванна передавалось из уст в уста, и визитные карты с загнутым уголком рекой стекались в дом к Одетте. Когда она приехала с визитом к г-же д’Арпажон, на нее устремилось всеобщее сочувственное любопытство. «Вам не было неприятно, что я ее вам представила? – говорила г-жа д’Арпажон. – Она очень мила. Меня познакомила с ней Мари де Марсант». – «Нет же, напротив, кажется, она необыкновенная умница, сплошное очарование. Мне и самой хотелось с ней познакомиться, скажите же мне, где она живет». Г-жа д’Арпажон говорила г-же Сванн, что позавчера получила у нее в гостях большое удовольствие и рада, что пожертвовала ради этого г-жой де Сент-Эверт. И это была чистая правда, потому что предпочесть г-жу Сванн означало доказать свой интеллект, все равно что поехать в концерт, а не в гости чай пить. Но г-жа де Сент-Эверт была ужасной снобкой, а г-жа д’Арпажон, хоть и смотрела на нее весьма свысока, но дорожила ее приемами, поэтому, когда г-жа де Сент-Эверт приезжала к г-же д’Арпажон одновременно с Одеттой, г-жа д’Арпажон не представляла ей Одетту, не желая, чтобы та знала, кто она такая. И маркиза, воображая, будто это какая-нибудь принцесса, которую она никогда раньше не видела, потому что та редко выезжает, старалась задержаться подольше, косвенным образом откликалась на то, что говорила Одетта, но г-жа д’Арпажон стояла насмерть. А когда госпожа де Сент-Эверт сдавалась и уезжала, хозяйка дома говорила Одетте: «Я вас не представила, потому что к ней все не очень-то рады ездить, а она приглашает ужасно навязчиво, вы бы не отвертелись». – «Ничего страшного», – с сожалением отвечала Одетта. Но в память ей запало, что люди не очень-то рады ездить к г-же де Сент-Эверт, что до известной степени было верно, и она вообразила, что ее положение в свете намного выше, чем у г-жи де Сент-Эверт, хотя та принадлежала к самым сливкам общества, а у Одетты никакого положения вообще еще не было.

Сама она этого не сознавала, и, хотя все подруги герцогини Германтской были добрыми знакомыми г-жи д’Арпажон, когда эта последняя приглашала г-жу Сванн, Одетта озабоченно говорила: «Я еду к г-же д’Арпажон, и вы меня сочтете чересчур старомодной, но я себя как-то неловко чувствую из-за герцогини Германтской» (с которой она, впрочем, была незнакома). Мужчины, принадлежавшие к избранному обществу, полагали, что г-жа Сванн имеет в высшем свете так мало знакомств потому, что она, вероятно, женщина выдающаяся, например, великая музыкантша, и наносить ей визит для светского человека невместно, все равно что герцогу быть доктором наук. Женщин, ничего собой не представлявших, влекло к Одетте по противоположной причине; узнавая, что она ходит на концерты Колонна[123]

и объявляет себя вагнерианкой, они заключали из этого, что она, наверно, большая озорница, и мысль о знакомстве с ней их возбуждала. Но не слишком уверенно чувствуя себя в свете, они опасались, как бы им не скомпрометировать себя этим знакомством, и отворачивались, завидев г-жу Сванн на каком-нибудь благотворительном концерте, полагая, что нельзя же под взглядом г-жи де Рошешуар раскланиваться с женщиной, с которой станется поехать в Байрёйт[124], то есть явно склонной к разгулу.