Немного погодя вопреки обещаниям директора мне принесли карточку маркизы де Камбремер с загнутым уголком. Старая дама явилась меня повидать, осведомилась, приехал ли я, и, узнав, что я здесь только со вчерашнего дня и мне нездоровится, не стала настаивать на встрече; в старенькой восьмирессорной коляске, запряженной двумя лошадьми, она отбыла к себе в Фетерн, не преминув, разумеется, остановиться перед аптекой или галантерейной лавкой, где выездной лакей соскакивал с козел и шел заплатить по счету или что-нибудь купить. Впрочем, на улицах Бальбека и нескольких соседних городков от Бальбека до Фетерна нередко слышалось громыхание ее несравненной коляски, восхищавшей всех своей пышностью. Нельзя сказать, что целью этих прогулок было посещение поставщиков. Имелись в виду то прием с угощением, то праздник в саду, то визит к каким-нибудь небогатым дворянам или буржуа, совершенно недостойным такой чести. Но хотя в силу происхождения и богатства маркиза намного превосходила окрестное мелкое дворянство, ее отличала такая доброта и такая скромность, что, когда ее звали в гости, она очень боялась разочаровать соседей и принимала самые незначительные приглашения. Конечно, вместо того чтобы столько времени проводить в дороге, а потом слушать в тесноте душной гостиной какую-нибудь бездарную певицу, которую ей как местной гранд-даме и знаменитой музыкантше придется преувеличенно расхваливать, г-жа де Камбремер предпочла бы погулять или остаться в своих удивительных фетернских садах, на краю которых, в маленькой бухточке, умирали среди цветов изнемогшие волны. Но она знала, что хозяин дома, дворянин или вольный горожанин не то из Мэнвиль-ла-Тентюрьера, не то из Шатон-кур-л’Оргейё, уже объявил о ее вероятном приезде. Так что если бы г-жа де Камбремер поехала в этот день в другое место, а на празднике не появилась, какой-нибудь гость, явившийся с одного из курортов, рассеянных вдоль побережья, мог бы видеть и слышать коляску маркизы – и она бы уже не могла оправдаться тем, что не покидала Фетерн. С другой стороны, хозяева домов, конечно, часто видели, что г-жа де Камбремер ездит на концерты к тем, в чьем доме, на их взгляд, ей появляться не подобало, и это, по их мнению, наносило положению слишком доброй маркизы некоторый ущерб – но он мгновенно исчезал, когда принимали ее у себя в гостях они сами, и тогда уж они лихорадочно терзались вопросом, появится ли она на их скромном приеме. И после неуверенности, длившейся несколько дней, насколько легче им становилось, когда после первой арии, пропетой дочерью хозяев или каким-нибудь любителем из отдыхающих, кто-нибудь из приглашенных возвещал, что видел, как лошади, запряженные в знаменитую коляску, остановились перед часовой мастерской или аптекой – это был верный знак, что скоро пожалует маркиза. Вскоре и впрямь входила г-жа де Камбремер, а вместе с ней ее невестка и друзья, которые в это время гостили у нее и приехали с восторженного позволения хозяев, испрошенного заранее; и тут же в глазах хозяев дома она вновь обретала былой блеск: для них надежда на ее приезд была, возможно, тайным и главным побуждением, заставившим их еще месяц назад взвалить на себя хлопоты и расходы, связанные с приемом гостей. Видя маркизу у себя дома, они вспоминали не столько о том, с какой снисходительностью она ездит к безвестным соседям, сколько о древности ее рода, роскоши замка, неучтивости ее невестки, урожденной Легранден, которая своим высокомерием еще больше подчеркивала привычную доброжелательность свекрови. Они уже воображали, как читают в «Голуа» заметку, которую состряпают своей семьей, заперевши все двери на ключ, об «уголке Бретани, где умеют развлекаться, где устроили изысканный вечер и, разъезжаясь, гости пообещали хозяевам дома в скором времени новую встречу». Каждый день они ждали газету, тревожились, почему там еще не упомянули об их приеме, и боялись, что г-жу де Камбремер удалось заполучить только ради гостей, но не ради множества читателей. Наконец наступал благословенный день: «В этом году в Бальбеке сезон оказался особенно блестящим. В моде маленькие дневные концерты, и т. д.». Слава богу, имя г-жи де Камбремер напечатали первым («назовем, например…») и без ошибок. Теперь оставалось показать, как докучлива эта назойливость газет, чреватая ссорой с теми, кого не смогли пригласить, и лицемерно вопрошать при г-же де Камбремер, у кого хватило коварства послать в газету эту заметку, на что маркиза как истинная гранд-дама благожелательно замечала: «Понимаю, как вам это докучает, но я только рада, что побывала у вас и все об этом знают».