После этого Г. снял в гостинице номер на год, чтобы избежать визитов Комиссии по делам несовершеннолетних (как он это называл, «гонений»). Он выбрал один простенький отель за его идеальное местоположение. Через дорогу от улицы, ведущей к моему коллежу. К тому же он примыкал к пивному бару, завсегдатаем которого был Г. Все немалые расходы на это покрывал один щедрый меценат, восторженный поклонник его таланта. А как иначе можно писать, со всеми этими ищейками за спиной. Искусство прежде всего!
Как и в его крошечной квартирке-студии рядом с Люксембургским садом, первое, что бросалось в глаза при входе в номер, это кровать, огромная, возвышавшаяся посередине комнаты. Г. проводил большую часть времени лежа, а не сидя или стоя. Его жизнь, и моя тоже, теперь постоянно была связана с этой кроватью. Я все чаще ночевала в этой комнате, дома у матери больше не появлялась, только если она этого требовала.
В один из дней Г. сообщили, что его зрению угрожает какой-то злокачественный грибок. В первую очередь у него заподозрили ВИЧ. Целую неделю мы с тревогой ждали результатов теста. Мне не было страшно, я уже готовила себя к роли трагической героини, ведь если суждено умереть от любви – это большая честь и великий дар! Именно это я шептала Г., нежно обнимая его. Он, со своей стороны, выглядел гораздо менее спокойным. Один из близких ему людей умирал, болезнь поразила его кожу, он весь покрылся чем-то вроде темной проказы. Г. знал о беспощадном характере этого вируса, его разрушительной силе и неизбежном смертельном исходе. А ничто так не ужасало его, как мысль о физическом угасании. Тревога сквозила в каждом его жесте.
Г. госпитализировали на время проведения всех необходимых анализов и для получения соответствующего лечения. Угроза СПИДа не подтвердилась. Однажды, когда я сидела у его постели в больничной палате, зазвонил телефон. Очень вежливый женский голос попросил к телефону Г. Я поинтересовалась, кто его спрашивает. Мне торжественным тоном ответили: «Президент Республики на проводе».
Позже я узнала, что Г. постоянно носит в своем бумажнике письмо президента, в котором тот восхваляет его стиль и невероятный культурный уровень.
Г. считал письмо своей волшебной палочкой-выручалочкой. Он верил, что оно способно спасти его в случае ареста.
В больнице Г. пробыл недолго. Спровоцировав слухи о том, что он болен СПИДом (это легко сделать, особенно когда вы уверены, что у вас его нет), он теперь постоянно красовался в еще более закрытых солнечных очках и с тростью. Я начала догадываться о его замысле. Г. любил драматизировать ситуацию. Жаловаться. Каждый эпизод его жизни шел в дело.
По случаю выхода его новой книги Г. был приглашен на съемки самой популярной программы о литературе, в писательскую Мекку. Он попросил меня сопровождать его.
Пока мы ехали в такси в телевизионную студию, я, прильнув к стеклу, смотрела, как мимо меня пролетают вековые фасады домов в свете уличных фонарей, памятники, деревья, прохожие, влюбленные парочки. Ночь только наступила. Г. был в своих неизменных темных очках. Но спустя несколько минут я почувствовала его враждебный взгляд, направленный на меня сквозь светонепроницаемый пластик очков.
– Зачем ты накрасилась? – наконец произнес он.
– Я… я не знаю. Сегодняшний вечер – особый случай. Я хотела хорошо выглядеть, для тебя, чтобы тебе понравиться…
– И с чего ты взяла, что ты мне такая понравишься, вся размалеванная? Ты хотела выглядеть как «женщина», не так ли?
– Г., нет, я просто хотела хорошо выглядеть для тебя, только и всего.
– Но ты мне нравишься только в своем естественном облике. Ты что, не понимаешь? Тебе не обязательно это делать. Такой ты мне не нравишься.
Я еле удержалась, чтобы не разрыдаться. Мне было так стыдно – все это происходило в присутствии шофера, который наверняка был согласен с ним, моим отцом, отчитывавшим меня. В моем возрасте размалеваться как женщина легкого поведения! Да и куда я пойду в таком виде?
Все пропало. Вечер будет испорчен, моя тушь потекла, и теперь я совершенно точно ни на что не похожа. Мне придется здороваться с незнакомыми людьми, взрослыми, принимающими все понимающий вид, когда я иду рука об руку с Г., подчеркнуто улыбаться каждый раз, когда он знакомит меня со своими друзьями. В то время как я готова вскрыть себе вены прямо здесь и сейчас, потому что он разбил мое сердце, сказав, что я больше не в его вкусе.
Спустя час после нескольких объятий, ласковых и примирительных слов, поцелуев, которыми он осыпал меня, приговаривая, что я по-прежнему и навсегда его «милое дитя» и «прелестная школьница», я наконец села в зрительный зал студии, наполненный восхищенной публикой.