Сокровища Посейдона

– Генрих, идет твой подвахтенный! Можешь немного отдохнуть. Проклятье! Нигде не могут отыскать Ларри Марча! Как в трюм провалился. Ну-у, если вылезет на свет божий жив-здоров, запру в карцер до самого Лондона и отдам под суд за уклонение от службы! – Уильям Лофлин ворчал на своего помощника, не смея даже на полчаса оставить капитанский мостик в этом кромешном ночном аду. Грозил, хотя в душе уже поселилась уверенность, что Ларри Марч свое отплавал!

Генрих уступил вахту моряку, которого видел накануне в трактире «Лапы дьявола», начал спускаться с юта на палубу, чтобы добраться до носового кубрика и повалиться на койку – спина и ноги гудели от усталости, а руки все еще по привычке находились в напряжении, будто и не выпускали штурвал из пальцев.

– Крепкий парень! – одобрительно проговорил боцман Лич, кивнув головой под мокрой зюйдвесткой в сторону спустившегося Дункеля. – Столько выстоял и не свалился. Поначалу я хотел было и его, как всякого к нам поступающего новенького, проучить хорошей зуботычиной, но увидел каменное квадратное лицо, эти глаза голодной акулы и… и подумал, что после ответного удара – а Дункель непременно так и поступил бы, видит бог! – да, после ответного удара не долго бы я мучился с проломленной головой… Что за человек? Откуда он? Жаль, не было времени навести справки в мельбурнской полиции и никого с брига «Хаук» не успел расспросить… Я думаю, что кто-нибудь еще мог из той команды задержаться на берегу, хотя бы по болезни… – И боцман в раздумье покачал лохматой головой, тут же присел, оглядываясь за корму.

– Да-да, парень не простой! Далеко не простой, – чем-то недовольный, поддакнул Уильям Лофлин и закричал в медный рупор: – Держиись! Сейчас накроет!

Тяжелая волна ударила сзади, высоко вверх вздыбились фонтаны тяжелых брызг, вода захлестнула ют и покатилась, догоняя бушприт. Рваными зигзагами раскололось черное небо, дико – над самым клотиком, казалось! – раздался оглушительный треск, и словно из этих образовавшихся трещин с неба хлынули потоки воды.

– Дьявол меня побери! – закричал капитан, с беспокойством осматривая враз сузившееся до жутко маленького размера мировое пространство. – Ничего не видно!

– Придется драться со штормом вслепую, словно андабат[16]

в римском Колизее, о которых я недавно читал в одной забавной книжечке. Гладиатор полагался только на слух, нам же придется полагаться на компас. Хорошо, что поблизости нет никаких опасных рифов, а то бы… – боцман не договорил – и без того ясно, что, попадись они на рифы в такой шторм, – верная гибель всему экипажу.

– Да-а, – неопределенно ответил Уильям Лофлин, помолчал немного, и вдруг возвратился к прерванному разговору: – А знаешь, Питтер, у меня такое ощущение, что я когда-то видел нашего немца…

Боцман не сразу понял, о ком идет речь, переспросил:

– О ком вы, сэр капитан?

– Я говорю о немце Дункеле. Понимаешь, как только он встал перед моими глазами, мне показалось, что я видел уже этого человека! Могли измениться выражение лица, рост, даже цвет волос, но глаза! Глаза у нашего брата практически не меняются. Вот и ты сказал, что увидел «акульи глаза» у Дункеля, и не отважился поднять на него кулак… Странно! Он стоит рядом, крутит штурвал, а я не могу отделаться от желания спросить: «Послушай, немец, а не встречались мы с тобой где-нибудь раньше Мельбурна?»

– Вот как? – Боцман даже рот приоткрыл, до того был поражен словами капитана. Высказал свое предположение, как наиболее вероятное: – Могли видеть его отца, сэр капитан. Говорят, что дети порой похожи на родителей, как воробьи в стае…

– Да нет! – упрямо стоял на своем Уильям Лофлин. – Именно с таким вот человеком у меня связываются неприятные ощущения… Не успокоюсь, пока не выясню, чем вызвано теперешнее душевное неравновесие. И даже недоброе предчувствие какое-то вкрадывается в сердце. Тьфу, дьявол побери! Так и сна лишиться можно!

– Надо прямо спросить! Пусть скажет, когда и где пересекались наши меридианы! – как всегда прямолинейно заявил боцман. – Хотите, я сам допрошу его, и пусть только попытается умолчать…

– Такой не скажет, Питтер. Если что-то есть за душой и он старается об этом не говорить, то и не скажет… Разве что в крепком подпитии проболтается? Как только придем в Кейптаун, сойдешь с ним на берег, попробуй напоить как следует.

– Будьте спокойны, сэр капитан! У меня не только Дункель заговорит, напившись, но и Геракловы столбы у Гибралтара запляшут от радости, угостившись за чужой счет как следует!

– Эй там, на баке! – неожиданно рявкнул капитан в рупор. – Слышите меня? Все ли целы?

С бака, как с того света, невидимые, отозвались вахтенные матросы, что они все целы, но слышат капитана плохо, надо повторять команды с юта через вахтенных у грот-мачты.

– Боцман, поставь у грот-мачты моряков с топорами. Вдруг будет необходимость рубить ее, если начнет заваливать барк на бок…