Сокрытое в листве

Узнав об интервенции, Нестор, как и многие, решил, что под защитой иноземных штыков дожидаться восстановления нормальности будет лучше, чем в раздираемом всяческими силами Ново-Николаевске. И стал пробираться по Транссибу на восток. Не столкнувшись почти что ни с какими смертельными опасностями, Пиотровский добрался до Приамурья, где на одной из мелких станций иноземные штыки зачем-то сняли его и еще с десяток человек с поезда, потом отобрали саквояж и все наличное, а затем повели куда-то от станции. Если бы не внезапный налет партизан Нестора наверняка расстреляли бы в тот же вечер. Обругав себя за то, что не сиделось на месте, Пиотровский понял, что никто его ни от чего не защитит. Ни японские штыки, ни Чехословацкий легион, ни каппелевцы вместе с корниловцами, колчаковцами и прочими «старыми» армиями, ни красные с их советами и пьяными бандами. Во всей стране больше не было силы, которая желала бы и могла бы защищать, а не грабить и убивать. Вот и получалось, что маленький, собранный с бору по сосенке отряд, затерянный в лесах, и был последним нормальным местом на Земле. Правда, теперь не было уже и его.

За спиной неожиданно раздался хриплый смех. Пиотровский, не переставая удивляться тому, что его спутник все еще жив, спросил:

– Что смешного?

– Ты, лаборант. Ты очень смешной.

Нестор не стал ничего отвечать – это Гордей мог позволить себе тратить силы на шутки, лежа на чужом горбу, а Пиотровскому такая роскошь доступна не была.

Впереди что-то громко хрустнуло, и Нестор тут же остановился, как вкопанный. Какие-то три дня в лесу, и он уже научился слушать его, понимать его язык и определять, какой звук нормален и естественен, а какой принадлежит двуногим гостям. Этот хруст был из таких. Пиотровский всматривался в заснеженные сосновые стволы, силясь разглядеть мелькание человеческих фигур в серых японских шинелях.

Нестор почувствовал сильный удар в спину. Он вскрикнул от боли и неожиданности, потерял равновесие и упал, уронив свою ношу. Уже второй раз за день Пиотровский оказался лицом в снегу. Гордей неподвижно лежал сверху, и Пиотровскому показалось собственное нынешнее положение вполне пригодным. Да, снег обжигал лицо, но здесь было темно и пусто – где бы он не оказался после этого, там будет намного хуже. Там будет ругань, предательство и смерть. А еще боль. Хотя последняя догнала его и здесь – кто-то вновь ударил Нестора по спине, а потом несколько раз пнул. Пиотровский не удержал стон и выбрался из-под тела Гордея, от которого не было никаких признаков жизни.

Нестор проморгался, избавляясь от снега в глазах, и осмотрелся. Вокруг стояли четверо до нелепости закутанных японцев. Их шинели от сибирской зимы спасали плохо, вот и приходилось утеплять свои щуплые тела всем, что подвернется под руку. Самый представительный из них сделал шаг к Пиотровскому и немного наклонился, опершись на меч, скрывавшийся в ножнах. Лицо его вовсе не казалось Нестору злым – напротив, казалось, что офицер смотрит на него с доброжелательной смешинкой. Почему-то Пиотровскому не захотелось улыбнуться в ответ. Офицер произнес что-то на своем странном языке, в котором все слова сплетались до неразличимости в одно большое слово. Нестору примерещилась вопросительная интонация в словах офицера, но так или иначе, он не мог ответить ни на один его вопрос. Офицер коротко бросил что-то одному из солдат – тот ответил. Вот в его словах уважительные нотки звучали явственно.

Гордей слабо застонал. Пиотровский отвлекся от односторонней беседы с японскими солдатами и посмотрел на того, кто за последние пару часов успел стать для него ближе, чем все иные люди в мире. Гордей умирал. Это Нестору было понятно с самого начала, просто теперь долгий и мучительный процесс умирания подходил к своему единственному возможному итогу. Нестор перевернул раненного на спину и устроил голову Гордея к себе на колени. Глаза раненого были закрыты, а в руках не было шарфа – должно быть он лежал теперь где-то на снегу, рядом с оставленными Нестором глубокими следами.

Какая-то тень приблизилась и нависла над ними двумя. Пиотровский поднял взгляд и вновь увидел офицера. Тот по-прежнему казался приветливым и дружелюбным. Он произнес что-то негромко, будто бы для самого себя, а после этого спокойно и деловито достал пистолет. Нестор безнадежно проговорил заплетающимся языком:

– Нам бы к доктору.

Раздался выстрел. Он прорвал тишину леса и ткань мира, перевернув все на изнанку, расположив небо внизу, а землю подвесив сверху для неминуемого падения. Нестор прислушался к своим чувствам – ничего не изменилось. Усталость и холод оставались усталостью и холодом, но нигде не взрывалась стальная боль, нигде не было чувства омертвения, и бешеный страх не растекался по нутру. Он опустил взгляд и увидел, что на груди и животе не появилось пулевых ранений. Неоткуда не течет кровь, а руки и ноги (кроме пальцев) вполне подвластны всем приказам разума.