Но Белкину пришлось в это поверить – когда он увидел Георгия, тот все еще продолжал наводить причудливый пистолет с длинной широкой трубкой на конце на оседавшее тело Меликова. И тут боль в голове услужливо напомнила Дмитрию, что именно Георгий напал на них в фотоателье, именно Георгий застрелил одноногого Чернышева, именно Георгий оставил вдовой жену Овчинникова.
В висках стучало, боль пульсировала на темечке, летний воздух обжигал кожу зимним холодом.
– Стой!
Стрельников навел на Лангемарка ствол револьвера. Георгий медленно повернулся и увидел двоих. Тот, кто целился, интересовал его не очень сильно, хотя Георгий его узнал. Ему больше был интересен второй:
– Прости за голову, Митя. Я рад, что ты уже на ногах.
Белкин выдавил, не узнав, свой голос:
– Зачем?
– Ты узнаешь. Скоро. Я обещаю.
Георгий сейчас совсем не казался угрожающим – он смотрел на Белкина так, как смотрел в самые тяжелые дни. Дмитрий понял, что больше на него так никто никогда смотреть не будет.
– Подними руки! Повернись!
Стрельников продолжал оставаться профессионалом, отчаянно надеясь, что Митя не будет делать глупостей. Убийца послушно поднял руки, продолжая держать пистолет, а после этого медленно развернулся. Он перевел взгляд с Белкина на Виктора Павловича и обратился к нему:
– Вы очень смелый человек. Не уверен, что смог бы смотреть в глаза смерти так, как смотрели вы в прошлую нашу встречу.
– Заткнись! Пистолет на пол!
Георгий улыбнулся и вновь посмотрел на Белкина. Дмитрий понял, что сейчас случится что-то непоправимое, но смог лишь произнести беззвучно:
– Не надо.
Лангемарк дернулся с места, прыгнув в сторону не хуже кота. Стрельников выстрелил, но не попал. В следующее мгновение убийца швырнул ему в лицо свой пистолет. Виктор Павлович не смог отклониться и получил прямо по носу – в глазах на мгновение потемнело, а из разбитого носа брызнула кровь. Уже через секунду он снова выстрелил куда-то в сторону размытого движения, а затем почувствовал, как его толкнули. Пол ушел из под ног, но лишь для того, чтобы найти спину. Стрельников тут же перевернулся на живот и выстрелил по темной фигуре, исчезающей во вратах. Кто-то дернул его за плечи, пытаясь поднять на ноги – Виктор Павлович поднял взгляд и увидел лицо Белкина с разбитыми губами. Только теперь, с катастрофическим запозданием Стрельников понял, что все это время Дмитрий был совершенно безоружен. Несмотря на то, что погоня еще только начиналась, Виктору Павловичу стало смешно – этот убийца уже во второй раз за последние несколько дней оставил их с Белкиным в избитых дураках. И спасало их двоих лишь то, что он почему-то очень не хотел их убивать.
Белкин не мог думать, поэтому действовал. Точнее, он не хотел думать – это было слишком больно. Дмитрий помог Стрельникову подняться на ноги и, не дожидаясь старшего коллеги, поспешил за своим другом. Нужно было поймать его, остановить, нужно было понять, зачем он все это устроил – дальнейшего Белкин не планировал.
На улице посвежело или Дмитрию только так показалось. Он увидел знакомую спину – ту самую спину, которую запомнила помешанная на кошках и портрете мужа гражданка Караулова со Спасопесковской. Белкин в очередной раз за последние минуты пошарил рукой там, где обычно была кобура, но вновь ничего там не нашел. Не расстроился – не было времени – просто бросился вслед за Георгием.
Лангемарк бежал не оглядываясь, перескочил через широкую улицу за какие-то доли секунды, нырнул во двор, затем в ближайший поворот, пробежал к забору, за которым можно было спрятаться, и прижался спиной к какому-то древнему сараю, переводя дух.
Белкин вел спину друга до двора, затем до переулка, потом она мелькнула возле старого перекошенного забора, и на этом Лангемарк провалился сквозь землю. Дмитрий огляделся вокруг, даже на высокую крону ближнего дерева посмотрел – Георгия нигде не было. Через несколько секунд он пробежал к хибарке, которая была даже более перекошенной, чем забор, но и там Георгия не оказалось. Дмитрий огляделся теперь уже растерянно, а потом неожиданно для самого себя ударил в деревянную стену кулаком так сильно, что пробил старое дерево насквозь, разбив себе руку в кровь. Он не замечал этой боли. Она не могла сравниться с абсолютным непониманием. Непониманием друга, непониманием себя, непониманием мира, непониманием того, как дальше существовать.
Когда Стрельников нашел его, Белкин бесцельно бил разбитой рукой в стену какого-то неказистого домишки. Виктор Павлович положил руку ему на спину, отчего Дмитрий дернулся всем естеством, отшатнулся и уставился взглядом загнанного зверя. Через секунды в этом взгляде появился разум, и Белкин почти выкрикнул:
– Упустил, Виктор Павлович! Упустил, черт бы меня побрал!
34