Солдаты без оружия

Однако день за днем трудности эшелонной жизни становились все ощутимее, а существование в холодных теплушках становилось для многих просто невыносимым. Недовольство росло особенно среди слабых духом, неуравновешенных по натуре людей, и, конечно, не без их участия то в одном, то в другом вагоне стихийно возникали разговоры о возвращении домой, о том, что пора отказываться от службы в трудовой армии, пора кончать подчиняться эшелонному начальству. Однажды на одной из больших станций после завтрака в солдатской столовой Барот-амак, Ака Навруз и Олимов решили побеседовать с трудармейцами — со всеми вместе, воспользовавшись общим сбором. Каждый из выступавших выкладывал то, что было на душе, ничего не тая. Немало было сказано резких слов, немало прозвучало и жалоб. Олимов знал, что в эшелоне появились горластые зачинщики и баламуты, которые старались усугубить и без того сложное положение руководителей трудовой армии.

— Все вы хорошо знаете, товарищи, что мы едем не на пир, — сердито сдвинул брови Барот-амак, который первым взял слово и время от времени бросал гневный взгляд свой на тех, которые были инициаторами разброда и недовольства среди трудармейцев. — Мы, товарищи, как те раненые солдаты, которые встретились нам по пути. Только они с фронта, а мы на фронт, трудовой фронт! Мы ведь тоже едем защищать Родину. Никто не обещал нам легкой, бездумной жизни. К тому же, как уже говорилось не раз, все наши дела, наша жизнь и теперь и там, на Урале, будет строиться в условиях полувоенной дисциплины. И каждый, кто ее нарушит, будет строго отвечать за это по законам военного времени. Это ясно. В последние дни стало очевидным, товарищи, что некоторые из нас уже теперь стараются уклониться от исполнения своего гражданского долга и, как говорится, ловят рыбку в мутной воде… Этим людям мы с вами должны решительно сказать: если в вас не осталось ничего от истинных мужчин и вы превратились в ноющих баб, пожалуйста, не мешайте другим, только не забудьте повязать голову платком!..

Все озадаченно переглянулись, ухмыляясь, а иные, к кому этот упрек непосредственно относился, натянуто улыбались, дабы кто-нибудь не усмотрел в их поведении чего-то предосудительного.

Пронесшийся было по рядам трудармейцев шумок внезапно стих, так как теперь заговорил Ака Навруз:

— Друг мой усто Барот, вы очень здорово сказали! Ну-ка, если среди нас есть такой, пусть встанет! Я ему сам повяжу на голову платок! Что, нет такого? Тогда мы поступим следующим образом, друзья! Сейчас разойдемся по вагонам. Углем, который нам выдали сегодня, мы до красноты натопим наши печки. Потом в каждой теплушке сядем вокруг огонька и еще раз обсудим смысл слов нашего верного друга и товарища — Барот-амака. Да будет судьба благосклонна к нам! Наш путь, как я предполагаю, завершится в скором времени по-доброму…

Все встали из-за столов, чтобы идти к своим теплушкам, и Ориф на какое-то время освободился от гнетущего чувства тревоги, обеспокоенности и нервного напряжения.

В этот день на станциях, мимо которых шел эшелон с трудармейцами, их почти не задерживали. Лишь на пятнадцатые сутки путешествия, под вечер, когда позади уже остался Оренбург, внезапно поднявшийся буран задержал эшелон на десять часов. И случилось это на маленьком разъезде. Полотно завалило снегом, а когда состав остановился, то и вагонные колеса очень скоро оказались под снегом. На этом разъезде не оказалось ни угля, ни даже помещения, где можно было бы хоть немного обогреться. Снова потеряли покой и Барот-амак, и Ака Навруз, и Олимов. Опасаясь повальной простудной эпидемии, фельдшер Харитонов без устали ходил из вагона в вагон, предпринимая какие-то профилактические меры, давал таблетки, заставлял полоскать горло. Едва начинал кто-то кашлять или чихать, Иван Данилович тотчас укладывал заболевшего в уголок на верхние нары, подальше от остальных попутчиков, и начинал лечить.

Буран прекратился лишь на следующий день утром. Все ждали, когда прибудут снегоочистительные машины и освободят железнодорожное полотно от снега, иначе эшелон не мог двинуться с места, но все понимали, что они подойдут нескоро.

— Давайте сделаем так, — неожиданно предложил Ака Навруз. — Если на разъезде найдутся лопаты, носилки и метлы, ну пусть хоть немного, всех людей выведем на хошар! И снег уберем, и согреемся! Что вы на это скажете?

Барот-амак искренне обрадовался выходу, предложенному Ака Наврузом.

— Молодец, друг, хвала вам за идею! Как говорится, делу — время, потехе — час!.. Давайте начнем не откладывая!

Выполнение предложения Ака Навруза облегчило задачу: еще до того как прибыл снегоочиститель, почти два километра дороги были очищены. Люди работали на холодном морозном воздухе дружно, ни на миг не останавливаясь. Никто не жаловался на усталость.

— Товарищи, старайтесь! Это тренировочка перед работой, которая нас ждет на Урале! — пошутил кто-то.

— Однако неплохой хошар у нас получается! — констатировал другой. — А то ведь словно вдовушка: уж и из угла теплушки своей — никуда!..