Солдаты без оружия

— А что вы решили с тем, другим, которого ранили при попытке к бегству? — спросил Орифа Ака Навруз.

— Залечит ногу, а потом со всеми документами его отправят в Белогорск, там дело будет решать военный трибунал. Другого выхода у нас нет!

Барот-амак с Ака Наврузом в полном молчании вскипятили чайник, достали остатки сухарей, изюма и пригласили поужинать с ними Орифа. Но Олимову есть не хотелось, глаза его после всего, что недавно произошло, ни на что не смотрели, и он, не раздеваясь, бросился на нары. Едва голова его коснулась жесткого ложа, как он забылся в тяжелом сне. Но, увы, сон продлился недолго: он проснулся вскоре — одолевали кошмары. Вот и теперь он в непонятной тревоге открыл глаза, руки и плечи его замерзли. Теплушка, давно не топленная, остыла, поэтому в холодном ее воздухе каждый выдох превращался в молочно-белое облако пара. Другой конец теплушки оглашал богатырский храп фельдшера Харитонова. В вагон доносились далекие гудки паровозов, перестук колес проходящего мимо состава. Ориф присел, закурил. Ему хотелось, пока их эшелон стоит на путях, выйти на воздух, подвигаться хоть немного, для того чтобы согреться. Однако едва он об этом подумал, как состав дернулся и он едва устоял на ногах: наверное, к эшелону прицепили паровоз. Тотчас же вагоны ударились друг о друга буферами, и минуту спустя Ориф ощутил легкое покачивание, в узенькое оконце теплушки увидел, как за окном медленно проплыло здание вокзала, несколько голых в инее деревьев.

Эшелон снова двигался к месту своего назначения, к неведомо далекому уральскому городу Белогорску.

А на утро следующего дня прибыли наконец, после трехнедельной трудной и утомительной дороги, в Белогорск. Эшелон приняли на запасный путь, ибо, насколько хватало взгляда, все вокруг было забито составами специального назначения. Независимо от того, какими были вагоны — крытыми или открытыми, — Ориф видел, каждый из них сопровождали трое вооруженных часовых: в начале, середине и конце платформы.

Вокзал встретил трудармейцев рабочим шумом наступающего утра. Крупный железнодорожный узел Белогорск принимал в те дни сотни составов, но, судя по всему, не хватало путей. Шум, стук, скрежет, гудки, несмолкающий голос диспетчера, усиленный динамиками, оглушали, не давали возможности расслышать и сло́ва, произнесенного обычным человеческим голосом.

Погода в тот день стояла морозная, ясная. Голубело небо; поблескивая в междупутье, искрился под холодным зимним солнцем снег.

Но Орифа Олимова не смущал ни этот станционный гвалт, состоящий из множества шумов, ни мороз, который давал о себе знать весьма ощутимо, — перехватывало дыхание, ресницы покрывались изморозью. Едва остановился эшелон, Ориф спрыгнул прямо в снег и, лавируя между составами и вагонами, держа наготове в руке, на случай проверки, удостоверение уполномоченного ЦК республики, быстро, насколько это было возможно, пошел к зданию вокзала. И, уже почти подойдя к перрону, обратил внимание на большую группу людей, отдававших распоряжения и руководящих погрузкой открытых платформ, которые составляли длинный состав, занявший весь первый путь. На эти платформы, увидел Ориф, красноармейцы ловко и споро грузили самоходные пушки и танки. Все они были выкрашены в один свежий, яркий зелено-защитный цвет, на боку каждого орудия алела пятиконечная звездочка. Новенькие! — искренне радовался Ориф Олимов, душа которого ликовала. Значит, заводы Белогорска уже начали выпускать их, значит, эвакуированные заводы начали выдавать продукцию на новом месте! Скоро и они, таджикские трудармейцы, вместе с теми, кто восстанавливает эти заводы, будут работать плечом к плечу: посланцы Таджикистана покажут, на что годны их рабочие руки!

С такими мыслями пришел Ориф в военную комендатуру, предъявил свои документы и попросил разрешения позвонить в обком партии.

Ответил знакомый голос Сергея Васильевича Сорокина: несмотря на ранний час, он был уже на месте.

— Оо-о! Ориф Олимов! Дорогой! Как я рад слышать ваш голос. Мы давно ждем ваш эшелон! Приветствую вас на уральской земле! Сейчас я приеду, дорогой Орифджан, ждите!

Голос Сорокина был слегка простужен, хрипловат, но Ориф все равно почувствовал в нем радостные нотки, уловил сердечность, с которой Сорокин встретил весть о прибытии еще одного отряда трудармии Таджикистана.

Олимов положил трубку, поблагодарил коменданта, и губы его вдруг сами собой сложились в улыбку, которую он никак не мог погасить на своем лице, как ни старался. Впервые за двадцать один день путешествия он почувствовал, что тревога куда-то отступила, подумал: «Как хорошо, что наше путешествие удачно завершилось!.. Как хорошо! Первый шаг сделан!»

Часть вторая

ТАМ, ЗА УРАЛЬСКИМИ ГОРАМИ

1