Соленый ветер

Я шла быстро, периодически оглядываясь назад – чтобы убедиться, что никто меня не преследует. Я скользнула в чащу и направилась ко входу в бунгало. Вот оно. Наше бунгало. Его вид меня успокоил. Я села на колени и принялась ощупывать ступени в поисках книги и ключа, как вдруг скрипнула дверь. Я подняла взгляд. В вечернем полумраке передо мной стоял Уэстри.

Слабая тень подчеркивала его подбородок, влажные волосы и расстегнутую рубашку – видимо, он ходил плавать. Он улыбнулся:

– Я надеялся, что ты придешь. Смотри, какая луна!

Я кивнула, подняв взгляд в небо, где низко, над самым берегом, на горизонте появилась полная оранжевая луна.

– Никогда такого не видела.

– Заходи, – сказал он, взяв меня за руку, – у меня есть кое-что для тебя.

Он закрыл за нами дверь, и я села на кровать. Я чувствовала, как вибрирует воздух, он будто искрился от электричества. И я знала, что Уэстри испытывает то же.

– Смотри, – сказал он, взяв в руки радио, – я поймал сигнал.

Он повернул переключатель, и снова послышалась та прекрасная, чарующая, далекая мелодия.

– Послушай. Это французский.

Я закрыла глаза и растворилась в музыке.

– Знаешь эту песню? – спросил он.

Я внимательно прислушалась и покачала головой.

– Это «Жизнь в розовом цвете[9]».

Я приподняла бровь:

– Откуда ты знаешь?

– Слышал ее незадолго до отъезда на войну. Мой друг работает в студии звукозаписи. Эту песню еще никто не знает – во всяком случае, дома. Они тестируют ее на радио, прежде чем записывать пластинку. Но она станет большим хитом. Точно говорю. Да ты послушай!

Он сел рядом со мной. Наши руки соприкоснулись, я почувствовала тепло его тела.

– О чем она? – спросила я. Уэстри пристально смотрел на меня. А я смотрела вперед, на радиоприемник.

Он вздохнул.

– Там поется: «Прижми меня к себе и крепко обними / Ты даришь волшебство; Это жизнь в розовом цвете; / Когда ты целуешь меня, вздыхают небеса; / Я закрываю глаза и вижу жизнь в розовом цвете; / Когда ты обнимаешь меня, я попадаю в новый мир; / В мир, где цветут розы; / А когда ты говоришь, ангелы поют на небесах».

– Как красиво, – восхитилась я, все еще не в силах взглянуть на него. У меня задрожали руки, и я засунула их под колени.

Уэстри встал.

– Потанцуешь со мной?

Я кивнула, взяв его за руку.

Он прижал меня к себе, и мы закачались в такт музыке, его руки лежали на моей талии. Я прижалась щекой к его груди.

– Уэстри, – прошептала я.

– Ты хотела сказать, Грейсон?

Я улыбнулась:

– Мой дорогой Грейсон.

– Да, Клео?

– Так и есть. Я Клео, ты Грейсон. Но это лишь фантазия? Или реальность? Почему, когда мы здесь, все кажется таким правильным, таким идеальным? Но когда…

– Когда мы там, – прервал он меня, указав на окно, – все меняется?

– Да.

– Так уж вышло, – просто ответил он. – Здесь наш рай. А там все сложнее.

– Так и есть. Сегодня я сомневалась, стоит ли сюда приходить, потому что испугалась, что ты отдаляешься. Та история с полковником Донехью – почему ты ничего не рассказываешь о ней?

Он приложил палец к моим губам.

– Ты поверишь, если я скажу, что защищал тебя?

Я удивленно на него посмотрела:

– Защищал меня? От чего?

– Там, за окном, сумасшедший мир, Анна. Война. Ложь. Предательство. Печаль. Вот что нас окружает. – Он заключил мое лицо в ладони. – Следующий раз, когда забеспокоишься, что я отдаляюсь, приходи сюда. Приходи в бунгало, и ты почувствуешь мою любовь.

Любовь. Уэстри любит меня. Остальное не важно. Я прижалась к нему еще крепче, и у меня внутри пробудилось нечто, похожее на голод, незнакомая тоска, которой мне не приходилось испытывать с Герардом. Страсть. Об этом говорила Китти?

Уэстри сделал шаг назад.

– Только посмотри, – восхитился он, – ты просто видение. Я тебя сфотографирую.

Он достал из рюкзака фотоаппарат и попросил меня прислониться к стене.

– Готово, – объявил он, щелкнув вспышкой. – Великолепно.

– Теперь ты, – попросила я, взяв фотоаппарат у него из рук. – Хочу твое фото. Хочу запомнить этот вечер, это мгновение.

Он не стал спорить и тоже прислонился к стене. Я посмотрела ему в глаза сквозь линзу, надеясь запомнить этот миг навсегда, и нажала на кнопку.

Я положила камеру на стол. Уэстри взял меня на руки и опустил на кровать, в его объятьях я почувствовала себя легкой, как перышко. Я провела ладонями по его рукам, сильным и крепким. Его губы прикоснулись к моим, и сердце забилось сильнее, я вдохнула знакомый аромат его кожи: он словно опьянил меня. Я расстегнула рубашку и коснулась его груди. От моих прикосновений его мускулы вздрогнули, и он улыбнулся. Когда он дотронулся до молнии на платье, я затрепетала. Он раздевал меня с нежностью и любовью, лаская и страстно целуя мое тело, и я подумала: мечтал ли он об этом мгновении тысячу раз, как мечтала я?