– Зато, к примеру, в тысячу раз больше моего знаешь о кораблях, хотя мне довелось познакомиться с обоими их разновидностями. Одно время я служил в кавалерийской разведке, а там нам часто следы читать приходилось.
– Может, другой дорогой пойдем?
Я покачал головой.
– Это ведь тоже люди, которых я пришел спасти. Нет. Бегая от людей, никого не спасешь.
– Вдобавок мы ведь не сделали ничего дурного, – добавила Бургундофара уже на ходу.
– Вернее сказать, им о наших дурных делах ничего не известно. Что-либо дурное числится за каждым, а уж за мной таких дел – целая сотня, а то и десяток тысяч.
В лесу было так тихо, что я, не чуя запаха дыма, полагал, будто до селения, куда побежал мальчишка, не меньше лиги. Но вот тропинка круто свернула вбок, и впереди, за деревьями, показалась безмолвная деревушка из дюжины хижин.
– Может, просто пройдем ее от края до края и двинемся дальше? – предложила Бургундофара. – Здесь, наверное, все еще спят.
– Нет, они вовсе не спят, – ответил я. – За нами следят сквозь дверные проемы, стоя у задней стены, чтоб мы не заметили.
– Зоркий же у тебя глаз…
– Нет. Просто я о крестьянах кое-что знаю, а мальчишка добрался сюда прежде нас. Пойдем насквозь, могут и вилами в спину ткнуть.
Оглядев хижины, я набрал в грудь побольше воздуха и повысил голос:
– Послушайте меня, люди! Мы – безобидные путники! Денег при нас нет! Нам нужно только пройти через ваше селение!
Наступившую тишину нарушил негромкий шорох. Взмахом руки поманив за собою Бургундофару, я двинулся вперед.
На порог одной из хижин выступил человек лет пятидесяти с обильной сединой в темно-русой бороде, вооруженный цепом.
– Очевидно, ты – гетман этой деревни, – рассудил я. – Благодарим за гостеприимство. Как я уже сказал, мы пришли с миром.
Немигающий взгляд старика напомнил мне об одном каменщике, с которым меня некогда свела судьба.
– Герена говорит, вы сошли с корабля, упавшего с неба.
– Мы – мирные путники и просим лишь позволения пройти вашей деревней. Велика ли важность, откуда мы прибыли?
– Для меня велика. Герена мне дочь. Должен же я знать, врет она или как.
– Вот видишь, и я не всеведущ, – сказал я Бургундофаре, а та, хоть и была порядком напугана, улыбнулась в ответ.
– Если ты, гетман, веришь человеку незнакомому больше, чем родной дочери, то ты изрядный глупец.
К этому времени девчонка, о которой шла речь, подошла к дверному проему так близко, что я смог разглядеть ее глаза.
– Выходи, Герена. Мы не причиним тебе зла, – заверил ее я.
Девчонка выступила за порог – высокая, лет пятнадцати, с длинными темно-русыми волосами… и иссохшей рукой величиною не больше младенческой.
– Зачем ты подглядывала за нами, Герена?
Герена ответила, однако я ее не расслышал.
– Она не подглядывала, – пояснил ее отец, – а просто собирала орехи. Дочь у меня хорошая.
Порой, хотя и нечасто, человек смотрит на нечто давно знакомое, много раз виданное, и видит его по-новому, словно впервые. Когда мне, хмурой, надувшейся Текле, доводилось раскладывать мольберт рядом с каким-нибудь живописным речным порогом, наставник всякий раз требовал взглянуть на него заново. Отчаявшись понять, что сие значит, Текла вскоре решила, будто смысл тут искать бесполезно, однако в тот момент я действительно сумел углядеть в иссохшей руке Герены не столько необратимое увечье (каковыми неизменно считал подобные изъяны прежде), сколько оплошность художника из тех, какие нетрудно исправить двумя-тремя взмахами кисти.
– Должно быть, нелегкое это дело, – начала было Бургундофара, однако, вовремя спохватившись, как бы не нанести девчонке с отцом обиду, слегка замялась, прежде чем завершить фразу… – подниматься в такую рань.
– Если хочешь, руку я твоей дочке исправлю, – предложил я.
Гетман шевельнул губами, будто собираясь что-то ответить, но не издал ни звука. Нисколько не переменился он и в лице, однако страх его я почувствовал явственно.
– Так хочешь ли ты этого? – спросил я.
– Да. Да, конечно!
Под его взглядом и незримыми взглядами прочих крестьян мне сделалось неуютно.
– Ей придется пойти со мной, – решил я. – Далеко мы не уйдем, и времени это займет не так уж много.
Гетман неторопливо, не слишком решительно кивнул.
– Герена, ступай со сьером, – велел он (и я внезапно осознал, сколь роскошной должна казаться этим людям одежда, выбранная мною в каюте). – Будь хорошей девочкой и помни: мы с матерью всегда…
Осекшись на полуслове, он отвернулся.
Герена пошла впереди, той же тропинкой, которой мы шли сюда, и вскоре деревня скрылась за поворотом. Сустав, соединявший иссохшую руку с плечом, был прикрыт рваной рубахой. Я велел снять ее, и девчонка стащила рубаху через голову.
Багряные с золотом листья и розовато-бронзовая кожа девчонки отодвинулись прочь, засверкали драгоценными самоцветами некоего микрокосма за смотровым оконцем; птичье пение и мелодия текущей воды сделались далекими, невыразимо нежными, словно перезвон оркестриона далеко внизу, в стенах внутреннего дворика замка.