Солнце, которого не было

– Ой, всё. Прекращай. Я уже ухожу, – закатил он глаза. – Только это… Где мой телефон?

– Что? – удивилась Ришель.

– Мой телефон, который я оставлял тебе.

– Он в твоей старой квартире. Она всё ещё считается твоей. Сам телефон – в морозильной камере выключенного холодильника. Ключ в почтовом ящике. Могу помочь достать, если…

– Я сам.

По спине Ришель побежали мурашки от строгого «сам» и от того, что она представила, как он будет злиться, пытаясь достать ключи. Когда они жили в муравейнике, то часто оставляли друг другу послания, маленькие предметы или ключи в почтовых ящиках. Тонкая рука Ришель без проблем могла опустошить его через маленькую щель, не открывая. А вот Дюк постоянно глубоко царапал костяшки на и без того едва уцелевших после рабочего дня руках.

* * *

Они доехали до дома молча. Слова сожаления, слова отчаяния и разочарования всё ещё витали в воздухе с момента выхода из магазина, но даже попытаться поймать их никто не старался. И почти у самого дома, когда в желудке Ани опять запел кит, Дюк вспомнил, что готовить-то он не умеет, и зайти в кафе за едой, чтобы взять её с собой, стоило в другом секторе. Усталость, обида и страх перед будущим вцепились в Дюка и полностью поглотили его. Ему хотелось спрятаться, исчезнуть с этой планеты и не быть причиной бед окружающих. Всё, что парень смог предложить Ане, – взять его любимые фабричные сэндвичи и замороженные готовые обеды не самого лучшего производства.

Пока они шли домой, Аня уже принялась за один из них. Остальная стопка сэндвичей заняла одну из полок пустого холодильника. Дюк сел на диван и, закинув голову назад, прикрыл глаза. Аня села рядом. Осторожно прижалась к нему и опустила голову на его плечо.

– Я бы очень хотела сказать, чтобы ты простил её. Но, если честно, я сама её боюсь.

– Я боюсь только того, что не смогу злиться на неё так, как она заслуживает. Что значит – «дядя Артём не должен был погибнуть»? А если бы погиб Эрик? Да не «если бы»! Его родители погибли! Ваши родители, Аня! – Дюк повысил голос, но почувствовал, как Аня вздрогнула, открыл глаза и был прав: она испуганно смотрела на него. Парень приобнял её, выдохнул и тихо прошептал:

– Прости.

– Всё в порядке, я тоже злюсь на неё. Но не знаю, что делать.

Не знал этого и Дюк.

– Скажи мне, Аня, – он сделал паузу, сомневаясь, что хочет задавать этот вопрос, – будь ты на моём месте, ты бы пошла к виновнику аварии? Особенно, если бы тебя очень просили этого не делать?

«Водитель был не виноват. Он не справился с управлением», – вспомнил он слова Николь, и следом: «Машина не слушалась!» – крик того парня, когда он увидел, что Дюк жив. Его ошибка, которая привела к охоте на мутантов, мучала Дюка до сих пор.

– Я же поехала с тобой к Марии. Хотя меня очень просили этого не делать.

– Ты никогда не думала о том, что, если бы не поехала, твои родители были бы живы?

– Их кровь на руках правительства. Они убивают людей. И тебе тоже не следует брать на себя ответственность за убийства, которых ты не совершал.

– Эти мысли помогают тебе жить?

– Очень. И, если быть до конца честной, недавно я подумала: что могло произойти, если бы я никогда не встретила тебя и не узнала, кто я такая? Вот тогда мне стало страшно.

Дюк, слегка улыбнувшись, опустил свою голову на её макушку. Так они и уснули. Сначала Аня, а потом, после долгий раздумий, что не давали сомкнуть глаз, Дюк тоже сдался и провалился в сон.

* * *

Когда Дюк открыл глаза, утро нового дня клонилось к обеду. Он аккуратно переложил Аню на мягкую подушку и решил, что сейчас самое время забрать телефон. После того, что он узнал, ему жизненно необходимо было показать Ане их детские фото, рассказать то, что он сам знал об их семьях. Чтобы убедить её – это не выдумка, они по-настоящему нужны друг другу. Или убедить себя, что Николь в первую очередь – его тётя. Он обязательно придумает, как ему поступить, но сейчас нужно снова внушить себе тёплые чувства к ней. Если Дюк не справится, если Николь узнает, что ему известна правда, его друзья окажутся в беде. Друзьями, конечно, Дюк уже не хотел их называть, но зла этим людям не желал.

Он взял сэндвич из холодильника и, разогрев его в магазине по пути, направился в детдомовский муравейник. Аню Дюк вести туда не хотел. Несмотря на то, что он уже рассказал о том, как всё там было устроено, в жизни это место выглядело гораздо хуже… Возможно, выглядело оно так же, но, побывав в других районах, Дюк увидел отношение к людям, которые живут в первых и вторых секторах, и это место теперь казалось в разы хуже, чем раньше. Он больше не мог чувствовать себя человеком. Мусор, сброд – их оставили тут на произвол судьбы, и до сих пор отношение к ним не менялось. Отремонтировать сектор? Нет, ремонтировать будут какой угодно, но не первый и не второй. Поднять налоги для ремонта пятого – всё, что они могут.

Пока Дюк поднимался на свой этаж, он до боли сжимал руки, исцарапанные до крови почтовым ящиком, в кулаки, но стоило ему оказаться у своей двери, как злость сменилась удивлением. Он словно вернулся назад во времени: у его дверей стояла Кира.