Уговорили меня. Добреньким был! А сумка с деньгами у меня. Условились, что к вечеру догонят меня в одной корчме. Все эту корчму знали. И на карте обозначена была. И пустились мы — каждый своей дорогой. А корчма — кормчий — корма — родство?.. Ну да ладно — потом. Еду. На душе чисто, как роса на зеленом листе. Не успел с седла соскочить, привязать, напоить коня, как сцапали меня, прямо возле корчмы. Махновцы! Они, оказывается, пьянствовали в корчме. Отняли сумку — радуются: деньги! Я отбиваться. Где там, их чуть ли не десяток, а я один…
Затолкали меня в чулан, карабина, конечно, лишили, тут же в угол ткнули его, да дверь на засов. Только слышу, как шинкарка, хоть и молодая, а вредная баба, хохочет за моей спиной. Еще бы — поживу учуяла! Уж она в мечтах эти деньги видела своими. В общем, попал как курица в ощип, как говорится. А двери чулана не такие уж толстые, слышно, как молодка вовсю развернула свою торговлю. Самогон рекой льется, пьяный крик, смех, шуточки, дым коромыслом, как говорится. А мне так хорошо… Как в зобу райской птички. Я целую часть, то есть целый полк, перед наступлением оставил без продовольствия, без корма для лошадей! Ругаю себя всякими последними, русскими и латышскими, словами. Были бы ребята со мной, просто в руки не дались бы, хоть один да вырвался бы. Доскакал бы, весть дал бы. Недавно меня как раз взводным назначили, доверили, а я — негодяй. Повесить мало! Зря, думаю, назначили — ошиблись во мне! Или, может, счастье мое такое — что бочка дегтю и с тонкой пленкой меда, которую не с той стороны открыл я? Это, ребята, такая хорошая пословица есть. Любите пословицы! В них, — Леман растопырил пальцы и медленно собрал их в кулак. — В них вся народная мудрость… Да, вспомнилось, что хвалился недавно в письме родне своей. Мол, командиром назначили их сына! Но что толку стыдить себя и каяться в ошибке? Надо думать, что делать… Надо бороться, как подобает. Влез в бутылку, сразу выбирайся, пока пробкой не заткнули…
А в корчме, слышу, уже все крепко перепились, песни орут; бандиты, что с них возьмешь, как говорится. Пробую плечом дверь, слегка подается. Главное, чтоб карабин остался на месте, за дверью. Живым не дамся! Испорчу я им пир. Помирать — так с музыкой… Там радость — да чужая, тут горе — да свое…
Вдруг притихли бандиты. Что бы это значило? И тут же слышу — голос моих хлопцев! Ай да молодцы!.. Меня спрашивают — мол, конь мой привязан, а где же я сам? У черта дорогу в рай спрашивают. Строго так спрашивают. Пожалуй, карабины на изготовку взяли. Взвейтесь, соколы, орлами! Я ваш командир! Тут я!
И со всего маху саданул ногой в дверь. В одной ноге, знаете, иной раз силы куда больше, чем в двух руках… Вылетела дверь, я за карабин: вогнал патрон в патронник (хорошо, что бандиты не разрядили!) — и в главного, в заводилу. Его я хорошо запомнил, толстый, как пивная бочка, морда бабья, красная и рыхлая, как три килограмма сырой говядины. Знаю я таких — здоровые с виду только. И трусы. Заводила с разу с катушек. Ребята, те тоже не растерялись, смекнули что к чему, тоже пальнули. В корчме переполох, кто-то в окно уже сиганул, корчмарка визжит, как будто ее режут, а сама, вижу, деньги хватает из ящика и давай запихивать за пазуху, за пазуху!..
Выстроили мы махновцев лицом к стене, обыскали, последние денежки, что пропить не успели, — отняли. От шинкарки вернули все деньги. Она мне, стерва, тогда все руки искусала. Пришлось пальнуть в воздух, смолкла и лапки кверху…
Леман замолк, и тут мы не сдержались. Мы долго смеялись в знак одобрения действий своего заведующего. Леман тоже смеялся, тетя Клава выдернула из рукава кофточки свой красивый платочек и стала прикладывать его то к глазам, то к разгоревшимся щекам. Алка, та подпрыгивала от удовольствия и дергалась худыми загорелыми ножками, словно не в меру разошлась за игрой в свои классы. Леман не мешал нам смеяться. Дескать, понимаю, в самом деле нелепая история…
— Собрали мы оружие махновцев и побросали в колодец. Себе только и оставили по нагану. Увезти оружие нам все равно не удалось бы, а бросить в колодец, это нелишне была, — чтоб вслед не подняли пальбу. Хотя они вряд ли сделали бы это. Они тогда повстанческой армией назывались, обещали нашему командованию сообща бить Врангеля. Правда, бандиты — они и есть бандиты. Предали они потом нас… Разве можно бандитам верить? Но себя поймешь, когда с пяток объедать почнешь…
Дорогой все переживали — как недостачу покроем? Ведь кое-кто сбег, в окна попрыгали — деньги, знать, унесли, дьяволы…
Сдали деньги — начфин считает, очки на лоб лезут. «Что ж это, ребята, такое? Мою честность проверяете?» — «Виноваты… Недостача». — «Какая недостача! Лишек! Больше, чем в реестре!» Прихватили лишек у корчмарки и у махновцев! Акт составили, заприходовали и лишние. Тогда все было нелишним. Тут же послали людей по лавкам — за продуктами, чтоб накормить красноармейцев.
— А вам потом ордена дали? — не сдержался Ваня Клименко.