— Пить!.. Пить!..— запекшимися губами прошептал он, проваливаясь в черную бездну... И перед ним вдруг возник детскосельский парк. Фонтан холодной прозрачной воды бил в ярко-синее небо. Рассыпаясь в мелкую белую пыль, вода оседала в широкое блестящее озеро. Только шума воды почему-то не было слышно. Озеро набухало, выступало из берегов, все ближе и ближе подступало к ногам Вихрова. Он хотел подбежать и напиться, но кто-то крепко держал его. Он рванулся и снова увидел пески. Легко ступая маленькими, одетыми на босу ногу туфельками, видневшимися из-под легкого длинного белого платья, Сашенька спускалась с бархана. Она улыбнулась и что-то говорила ему, держа в протянутой руке большую кружку воды. Но он не слышал, что она говорила, а только видел, как шевелятся ее пухлые, совсем детские губы, видел синие лучистые глаза и покрытые золотистым пушком розовые, с ямочкой щеки. Она подошла и поставила кружку подле него. Вода, чистая, холодная, тихо колыхалась, отражая в себе солнечный луч.
— На, пей!—ласково сказала она.
Вихров с трудом приподнял голову, потянулся к кружке и упал лицом в горячий песок... Сашенька нагнулась и тронула его за плечо. Почувствовав прикосновение ее руки, он поднял голову.., но увидел Маринку.
— На, на, пей! Тебе лучше будет,— поднося флягу, ласково говорила она.
Вихров провел рукой по лицу, словно отгоняя видение...
— Ну пей же, пей!— настойчиво повторила Маринка.
— Не надо. Пей сама,— прохрипел Вихров, отстраняя флягу рукой и глядя на почерневшее, с ввалившимися щеками лицо девушки.
— Я только что напилась,— тихо сказала она.— У меня была полная фляжка. Тут два глоточка осталось.
бихров с благодарностью взглянул на нее.
— Хорошо... Я только глоточек.
бн взял флягу дрожащей рукой и, захлебнувшись от восторга, припал к ней сухими губами...
— Ну как, товарищи, второй эскадрон?— раздался над ним голос Федина.— Бодрись, бодрись! Не падай духом! Устали? Пить хочется? Ничего, много терпели, потерпим еще немножко. Буденновцы никогда еще духом не падали!
— И всегда, стало быть, победы одерживали.
— Правильно, товарищ Харламов!
— Скоро ли нам выступать, товарищ военком?— тихо спросил чей-то голос.
— А вот жару переждем и по холодку двинем дальше. А победа, вот она — за этой горой,— показал Федин на дальний бархан.
Он еще поговорил с бойцами и направился дальше...
23
Над такырами лежала тихая ночь. Меж черневших у колодцев войлочных юрт спали вповалку всадники Абду-Саттар-хана. В воздухе стоял тяжелый запах давно не мытого тела. Тут же находилось множество оседланных лошадей, привязанных за ногу к вбитым в землю приколам. Поодаль чернели горбатые фигуры верблюдов подошедшего из песков каравана афганских купцов. Караван-баши вначале побоялся опасного соседства, но делать было нечего: усталые верблюды не могли двигаться дальше. Пришлось расположиться рядом с басмаческой бандой.
Абду-Саттар-хан сидел в юрте и при свете плошки ел мясо, раздирая его руками. Тут же находились казначей Саид-Абдулла и Чары-Есаул, исполнявший должность начальника конвоя Абду-Саттар-хана. Это был дородный человек с хищным носом, нависшим над густыми черными усами.
— Пусть покроется язвами проказы тело мое, если я не сказал истины,— говорил Чары-Есаул, сверкая разбойничьими глазами из-под бровей.— Я видел все сам. Все лежат — и люди, и лошади. Мы можем взять их голыми руками; господин.
Хан громко рыгнул, отложил мясо и, запив его кумысом из деревянной чашки, вытер жирные руки о сапоги.
— Где они?— спросил он, быстро взглянув на Чары-Есаула.
— Я видел их на расстоянии двух ташей отсюда.
— Хорошо,— сказал хан.— Ночь дана богом для сна. Мы атакуем их утром. А сейчас я хочу отдохнуть.
Чары-Есаул хитро прищурился.
— Таксыр,— заговорил он смиренно,— не мешает великому мужу вспомнит!>о бренной плоти. Уже несколько дней ваше благородное тело не согревалось теплом женщины.
Абду-Саттар-хан выжидающе посмотрел на него.
— А что у тебя есть?
— Не у меня, господин, а у него,— Чары-Есаул кивнул на Саид-Абдуллу.
— Ваша светлость, вот уже два месяца у меня живет прекрасная русская девушка,—заговорил Саид-Абдулла.— Она ждет вашей ласки.
— К ней никто не прикасался?
— Что вы, ваша светлость! Разве я смел бы предлагать се вам?
— Хорошо,— сказал Лбду-Саттар-хан,— приведи ее. Л ты, Чары-Есаул, помоги мне раздеться.
Опираясь рукой, хан поднялся с ковра. Чары:Есаул стащил с него два ватных халата и, поклонившись, вышел из юрты.
Оставшись один, хан опустился на молитвенный коврик и совершил полуночной намаз. Потом, взяв небольшое овальное зеркальце, он оглядел свое матовое лицо с подбритыми по-английски усами.
В дверях послышался шорох. Хан оглянулся. Саид-Абдулла втолкнул в юрту девушку, прикрытую лишь распущенными до колен волосами.
— О, ты хороша!—вкрадчиво заговорил Абду-Саттар-хан, мягко подходя к девушке и беря ее руку —Ты полюбишь меня?
— Пустите меня!— вскрикнула Даша.— Что вам от меня нужно? За что вы меня мучаете?! Я домой хочу!.. Пустите меня!..
Чары-Есаул, отославший Сапд-Абдуллу, затаив дыхание, прислушивался к прерываемому восклицаниями шуму борьбы за стеной.