Солнце над Бабатагом

Абду-Фатто был любим не только дочерью, но и дехканами. После Октябрьской революции он возвратился из России, где находился на тыловых работах. После этого он переехал в Бухару и вскоре был назначен судьей Юрчинского района, так как был грамотный. На этой должности он и заслужил общее уважение дехкан, потому что, не в пример другим судьям, никогда не брал приношений и судил беспристрастно, не считаясь с тем, бай это был или простой чайрикер. За это Абду-Фатто попал в немилость и был смещен денауским беком Нигматул-лой. После того он стал жить, небольшим доходом с возделанного им фруктового сада. Потеряв в прошлом году залеченную знахарем жену, Абду-Фатто больше не женился, а занялся образованием единственной дочери, которую очень любил, и мало-помалу передавал ей весь свой небольшой запас знаний.

«Должно быть, отец зашел к Гайбулле,— думала Лола, стараясь успокоить себя.— Ну да, он, кажется, дружит с чайханщиком...»

Ее размышления были прерваны донесшимся через улицу отчаянным женским воплем.

— Опять Муалим-биби плачет,— тихо сказала Сайромхон, поднимая голову и прислушиваясь.— Вчера последнего ребенка похоронила. В доме ни зерйа... И как кричала, бедняжка, просила, чтобы и ее вместе в землю зарыли.

— Ну ,и поделом ей,— сказала Олям-биби.— Ты знаешь, за что ее мужа убили?

— За что?

— Он помогал неверным, которые хотели всех нас перебить, и Ибрагим-бек приказал лишить его головы.

— Все это неправда,— горячо заговорила Лола. Ее изогнутые брови сердито сдвинулись, тонкие ноздри затрепетали.— Никто не хотел нас убивать. Это раньше, когда у русских был падишах, он приказывал своим солдатам истреблять наш народ, а теперь русские прогнали своего падишаха. Это все правда. Отец так говорил, а он знает. Он говорил, что у русских есть великий человек. Такой великий, какого никогда еще не было! И этот человек хочет сделать так, чтобы на всей земле установилась справедливость и все люди были бы счастливы.

— Значит, по-твоему, бек-бобо плохо сделал?—тихо спросила Олям-биби.— Он же святой человек.

— Вот что, джанечка,—сказала Лола,—Если ты не хочешь, чтобы тебя продали слюнявому старику, не верь тому, о чем шипит твой отец. Слышишь? Только не болтай никому, что я тебе говорила.

— Зачем же я буду болтать?—сказала Олям-биби, пожимая плечами.

— Ладно, девушки, не будем говорить о несчастье,--сказала Сайромхон,— и так печально живется... Лолахон, почитай нам из «Фархад и Ширин»,— попросила она.

— Почитаю,— охотно согласилась Лола.— А на чем мы в прошлый раз остановились? Кто скажет?

— Фархад смотрит в зеркало и обращается к своей далекой возлюбленной,— сказала Олям-биби.

— Ага!— вспомнила Лола.— Ну так слушайте.

И она принялась читать наизусть:

О любимая, где ты, с глазами огня?

Показавшись,- ты скрылась. Забыла меня?

Моя нежная лань, о явись снова мне,

Ты заставила сердце гореть на огне.

Бог премудрый, где радость найду я свою?

О судьба, погубила ты душу мою!

Разлучившись с любимой, я стал, как больной,

И рассудок и разум утеряны мной.

Где же счастье мое? Как вода, утекло!..

Раздробись, обольстившее душу стекло!

В ворота сильно постучали.

— Отец!—радостно вскрикнула Лола. Она оправила розовую рубашку и, мелькая черными косами, побежала к воротам.

Олям-биби быстро накрылась чадрой и пошла со двора:

— Постой,—сказала Сайромхон,— вместе пойдем.

Вежливо пропустив в ворота закутанных женщин, во

двор вошел Абду-Фатто. Это был худощавый старик с орлиным носом и подстриженной белой бородкой.

— Отец, вы печальны? Что с вами?— спросила Лола, уловив выражение скорби на его красивом лице,—Хотите, я Вам почитаю из «Фархад и Ширин»?— предложила она.

Абду-Фатто отрицательно покачал головой.

Тогда Лола вприпрыжку вбежала в дом, схватила со стены бубен и, возвратившись, начала петь и плясать вокруг старика.

Ласковая улыбка засветилась на лице Абду-Фатто. Но скорбное настроение не покидало его. Он был под впечатлением того, что видел и слышал на базаре. А видел он выставленные для устрашения народа головы казненных и слышал глашатая, который объявил, что Ибрагим-бек поднял Локай на священную войну против неверных.

— Ну, ата, скажите, почему вы такой грустный?—! говорила Лола, ласкаясь к отцу.— Ну. скажите же! Ведь вы всегда мне все говорите.

Абду-Фатто вздохнул.

— Ах, доченька,— сказал он, положив руку на голову Лолы.— Много крови прольется на Сурхане. Ибрагим-бек обманул Локай...

Лола недоумевающе посмотрела на отца, как вдруг до ее слуха донеслись какие-то странные и вместе с тем волнующие звуки. Она почувствовала, что у нее вспыхнули щеки и часто забилось сердце.

А чудесные, задушевные звуки все лились и лились, наполняя окрестности.

— Что это?— спросила она, разгоревшимися блестящими глазами глядя на отца.

— Это кизиласкеры,— сказал Абду-Фатто взволнованным голосом.

Лола забила в ладоши, подбежала к дувалу, с легкостью козы взобралась на него и, придерживаясь рукой за ствол дерева, посмотрела на дорогу.