Вокруг лежала насыщенная влажными испарениями душная ночь. Эскадрон только что возвратился из похода, и слышно было, как на коновязи тяжело вздыхали уставшие лошади.
— Значит, на луне жизни нет?— спрашивал Суржиков, поглядывая на небо.
— Нет. Жизнь на луне невозможна,— ответил Вйх-ров,— Очень низкая температура... «Постой, сколько же там градусов?— подумал он.— Вот, черт, не помню. Забыл».
Если б он знал, что ему придется вести беседу по астрономии, то он, конечно, постарался бы подыскать в библиотеке подходящую книгу. Вихрову очень нравилось беседовать с этим любознательным молодым казаком, в котором он угадывал большие способности, и он уже намеревался просить Ладыгина направить Суржикова, так же как когда-то Митьку Лопатина, в военную школу. «Из этого бойца будет толк»,— думал он.
— А все-таки я считаю, что когда-нибудь придумают летательные машины для сообщения между планетами,— сказал Суржиков.
— Да, конечно,— согласился Вихров,— не исключена возможность, что и при нашей жизни мы их захватим.
— Товарищ командир, а как вы думаете...— Суржиков не закончил.
На мершадинской дороге послышался все приближающийся быстрый конский топот.
Они выбежали к воротам.
Несколько всадников, как быстрые тени, карьером пронеслись мимо них.
— К штабу поехали,— сказал Суржиков.— Кто такие?..
Внезапно тишину ночи прорезал резкий звук сигнальной трубы.
— Тревога!— крикнул Вихров. Он подхватил шашку и побежал будить Ладыгина и Седова.
С лихорадочной быстротой бойцы разбирали оружие, бежали к коновязям, накидывали седла и вели пугливо всхрапывающих лошадей на сборное место.
Первый и второй эскадроны строились па той самой площадке, которую облюбовал Лихарев для постройки театра.
В темноте зазвучал голос Ладыгина.
— Ну, все в сборе?— спрашивал он.— Оставить в каждом взводе по пять человек. Харламов! Где он?
— Я, товарищ командир!— бойко отозвался старшина.
— Останьтесь здесь за меня.
— Слушаюсь,— сказал Харламов с явным неудовольствием в голосе.
— Что случилось, товарищ командир?—тихо спросил Вихров.
— Басмачи грабят кишлак Джар-Тепе,— громко ответил Иван Ильич.— Едем на выручку...
Со стороны подъехал всадник на крупной лошади. По мелькнувшей во тьме белой гимнастерке Вихров угадал в нем командира бригады.
Воинственно потрясая обнаженным клинком, примчался Маймун. Он тут же доложил Лихареву, что сам уполномоченный по борьбе с басмачами выехать в операцию не может по причине болезни и направляет его. Посылая проклятия басмачам, напавшим на мирных дехкан, Маймун пристроился к левому флангу отряда.
Лихарев подал команду. Строй сломался. Постукивая копытами, эскадроны вытягивались в колонну по три. Впереди взяли в галоп. Густые тучи пыли поднялись вслед скачущим всадникам.
Над кишлаком стоял многоголосый крик, В темноте плакали дети, бегали женщины.
— Боже, боже! Пощадите! Не губите несчавтных мы ни в чем не виноваты!—- отчаянным голосом взывала седая старуха, хватаясь руками за окровавленную грудь.
Но Ибрагим-бек хорошо знал, кого посылать на расправу. В Джар-Тепе ворвалась шайка во главе с Улугбеком, навербованная еще Энвер-пашой из матерых бандитов, и Улугбек приказал никого не щадить, только баев не трогать.
Во дворах шел грабеж. Смуглые бородатые люди с перекинутыми через плечо карабинами вбегали в кибитки, хватали окованные жестью сундучки и, высоко подняв их, разбивали о пол. Трясущимися от жадности руками бандиты шарили в нищенском скарбе, искали золото, украшения, свертки шелка, материю.
Другие выносили кошмы, одеяла, ковры и вьючили их на лошадей. Третьи тащили куда-то кричавших, упиравшихся девушек.
— Бейте! Режьте проклятых собак! Нет пощады изменившим эмиру!— со звериной яростью кричал Улугбек.
Он уже собственноручно отрубил голову аксакалу, сводя с ним старые счеты, и теперь, весь забрызганный кровью, бегал по дворам, чиркал спички и поджигал сваленную кучами рухлядь.
Вскоре лохматые языки пламени с угрожающим треском взвились в темное небо.
Все осветилось. Стали видны лежавшие тут и там обезглавленные тела, руки с судорожно скрюченными, посиневшими пальцами. На площади у мечети два бородатых бандита душили друг друга, не поделив добычу.
Отовсюду неслись рыдания, стоны и крики.
За кишлаком прокатился винтовочный выстрел.
В ту же минуту в глубине улицы показались всадники. Почти лежа на шеях лошадей они, как буря, влетели в кишлак.
Басмачи бросились толпой к противоположной окраине, но тут на них обрушился второй эскадрон, высланный Лихаревым в обхват селения.
Впереди всех, кружа над головой шашкой, скакал Ладыгин на своем Тур-Айгыре.
Послышались пронзительно-хриплые крики раздавленных. Опрокидывая басмачей, топча их лошадьми, буденновцы молча рубили сплеча. Бандиты кинулись к дувалам, ища спасения в садах, но всюду попадали под шашки буденновцев.
Перед Пардсй мелькнуло искаженное злобой лицо.
— Улугбек!—закричал юноша.— Товарищ командир, вот он — Улугбек!— Парда показывал шашкой на великана, который, став спиной к дувалу, яростно отбивался клинком от наседавшего на него бойца.
— Не бей! Живым бери!— крикнул Ладыгин.