Читаем Солнце сияло полностью

– Врач, – коротко отозвался я. (Лесбиянка, следовало бы сказать. Но я же еще этого не знал.) И вновь задал Ире свой вопрос, хотя ее ответ и был мне безразличен. Но, не ответив мне раз, она бы почувствовала себя вправе не ответить и на тот вопрос, ради которого я звонил: – А ты?

– Без свадьбы время проволочим. – Грибоедовская цитата исчерпывающе выразила собой все необходимые смыслы, и я невольно прицокнул про себя: небездарны были фамусовские дочки! Обе. Каждая по-своему, но обе. – Так и чего ты хочешь? – выдержав паузу, произнесла затем Ира.

– Хочу с ними связаться.

– И что? В глаза им посмотреть?

Ее ирония меня покоробила. Эвфемистически выражаясь. Сказать «взбесила» невозможно: я и без того был взбешен.

– Нет, в морду дать, – сказал я.

И что-что, а это-то действительно соответствовало моему желанию.

Ира снова засмеялась.

– И Ларке тоже?

– Нет, сначала Арнольду. А дальше – по обстоятельствам.

– А вообще Ларке бы тоже хорошо. – В голосе ее прозвучала мечтательность.

– Что это ты так? – Я, в свою очередь, не сумел удержаться от ехидства.

Но она мне спустила его.

– Потому что из-за нее мы расстались, – повторила она. О Боже! Я потрясенно понял, что она всерьез. Что она и в самом деле жалеет, что мы расстались. Но ей же богу, мне совсем не хотелось никакой реанимации прошлого!

И отнюдь не только потому, что я был женат. Отнюдь не только потому.

– Что ты молчишь, – сказала Ира, не дождавшись от меня ответа. – Что ты такое там подумал? Записывай их телефон.

Выйдя замуж, Лариса уехала недалеко от родительского дома. Они с Арнольдом обитали все в тех же арбатских переулках, и дом их даже был похож на тот, где в свою пору приходилось бывать мне. В холле на первом этаже под пальмой неподкупным сфинксом сидела консьержка, и мне пришлось отчитаться, куда я и к кому. Что говорить, уже сама атмосфера подъезда разительно отличалась от той, что царила в домах, где пришлось в Москве пожить мне.

Я хотел встретиться с Ларисой и Арнольдом на улице, в смысле, в какой-нибудь кафешке-перекусочной, что во множестве, одна за другой, стали появляться повсюду в центре – как говорится, на нейтральной территории, – но Лариса категорически отказалась выползать из дома (ее дословное выражение), и мне не осталось ничего другого, как отправиться к ним. В конце концов, решил я, если придется бить морду, то это даже лучше: без свидетелей.

Арнольд, открыв мне дверь, в своей обычной манере, не поздоровался, стоял, молча смотрел на меня, и смотрел так, будто я был неким неодушевленным предметом, непонятно как и почему имеющим человеческий облик. Лариса, выскользнувшая ко мне из-за его плеча, напротив, так и светилась приветливостью и даже сделала попытку расцеловаться, а когда я отстранился, изобразила на лице обиду:

– Ты что? Так к старым друзьям?

Обида, возможно, была вполне искренней.

– Вот я и пришел выяснить, кто кому друг и товарищ, а кто гусь и свинья, – ответил я ей.

– А вот давайте-ка без хамства с моей женой! – подал голос Арнольд. – Особенно учитывая, что пришли к нам в дом!

У, чего мне стоило не въехать ему в челюсть прямо тут же, прямо тотчас. Я употребил на это такое усилие воли – затраченной энергии хватило бы срыть небольшую гору.

– Очень ваш дом был мне нужен, – изошло из меня то, что осталось во мне после того, как я срыл гору.

– Нодя! – глянув на Арнольда через плечо, повысила голос Лариса, и тот, уже раскрывший рот, чтобы продолжить свою отповедь, вмиг прикусил язык. Напомнив мне собаку, на которую прикрикнул хозяин. – Саня имеет право обижаться, – глядя уже на меня, продолжила Лариса. – Ты это прекрасно знаешь. Проходи, Саня, что мы стоим на пороге.

Похоже, иметь дело мне предстояло с ней. Арнольд, похоже, так крепко был взят ею под каблук, что не смел без ее разрешения и пискнуть.

Квартира у Ларисы с Арнольдом – уменьшенный слепок с той другой арбатской квартиры, где я бывало пасся. Тот же просторный холл, так же выходящие в него двери комнат, тот же извив коридора, ведущий на кухню. Только холл, несмотря на размеры, все же поскромнее другого холла, не то число комнатных дверей и покороче и даже поуже коридор. Квартира как бы говорила собой, что она младшая сестра, но не стыдится этого, а класс ее тот же, что и у старшей.

– Пойдем, посмотришь, как мы живем, – взяла Лариса меня под руку, увлекая в глубину квартиры.

Нельзя сказать, что мне это было безынтересно, – я подчинился.

Перейти на страницу:

Все книги серии Высокое чтиво

Резиновый бэби (сборник)
Резиновый бэби (сборник)

Когда-то давным-давно родилась совсем не у рыжих родителей рыжая девочка. С самого раннего детства ей казалось, что она какая-то специальная. И еще ей казалось, что весь мир ее за это не любит и смеется над ней. Она хотела быть актрисой, но это было невозможно, потому что невозможно же быть актрисой с таким цветом волос и веснушками во все щеки. Однажды эта рыжая девочка увидела, как рисует художник. На бумаге, которая только что была абсолютно белой, вдруг, за несколько секунд, ниоткуда, из тонкой серебряной карандашной линии, появлялся новый мир. И тогда рыжая девочка подумала, что стать художником тоже волшебно, можно делать бумагу живой. Рыжая девочка стала рисовать, и постепенно люди стали хвалить ее за картины и рисунки. Похвалы нравились, но рисование со временем перестало приносить радость – ей стало казаться, что картины делают ее фантазии плоскими. Из трехмерных идей появлялись двухмерные вещи. И тогда эта рыжая девочка (к этому времени уже ставшая мамой рыжего мальчика), стала писать истории, и это занятие ей очень-очень понравилось. И нравится до сих пор. Надеюсь, что хотя бы некоторые истории, написанные рыжей девочкой, порадуют и вас, мои дорогие рыжие и нерыжие читатели.

Жужа Д. , Жужа Добрашкус

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Серп демонов и молот ведьм
Серп демонов и молот ведьм

Некоторым кажется, что черта, отделяющая тебя – просто инженера, всего лишь отбывателя дней, обожателя тихих снов, задумчивого изыскателя среди научных дебрей или иного труженика обычных путей – отделяющая от хоровода пройдох, шабаша хитрованов, камланий глянцевых профурсеток, жнецов чужого добра и карнавала прочей художественно крашеной нечисти – черта эта далека, там, где-то за горизонтом памяти и глаз. Это уже не так. Многие думают, что заборчик, возведенный наукой, житейским разумом, чувством самосохранения простого путешественника по неровным, кривым жизненным тропкам – заборчик этот вполне сохранит от колов околоточных надзирателей за «ндравственным», от удушающих объятий ортодоксов, от молота мосластых агрессоров-неучей. Думают, что все это далече, в «высотах» и «сферах», за горизонтом пройденного. Это совсем не так. Простая девушка, тихий работящий парень, скромный журналист или потерявшая счастье разведенка – все теперь между спорым серпом и молотом молчаливого Молоха.

Владимир Константинович Шибаев

Современные любовные романы / Романы

Похожие книги