Солнце сияло

Такие вот у нас были в ходу семейные шуточки. Золото с серебром – это имелись в виду те самые люэс с мягким шанкром, а под бумажными ассигнациями подразумевалась всякая прочая венерическая мелочь.

Между тем, если принять во внимание, что я запрыгнул в поезд перед самым его отправлением, меня и впрямь могли подклеить куда-нибудь под конец эфирной пленки. Все зависело от того, в каком состоянии готовности она была у них, когда я сдавал клипы. Действительно можно было просидеть в ожидании всю ночь.

Эфир фестиваля начался с опозданием против объявленного в программе времени на полчаса. Сначала, как я и предполагал, пошли кадры сбора гостей, мини-интервью с одним, другим, третьим, общая панорама тусовки: заполняющийся зал, бокалы в руках, хлещущее пенным потоком из неумело открытой бутылки шампанское. Мелькнуло несколько лиц, которые я опознал, среди них – и режиссеры, чьи клипы наверняка принимали участие в конкурсе: в этом году у каждого вышло на экран хотя бы по одному новому ролику. Я подумал, что, наверное, должны были бы позвать и меня, раз были другие, но почему-то при сдаче кассет мне не пришло в голову спросить об этом.

Появление на экране человека-ядра я пропустил. Тина попросила меня принести что-то из холодильника, я отправился на кухню, а когда вернулся – он уже давал интервью. И, как явствовало из обращения к нему журналиста, это был не кто другой, как глава устроителей; я, собственно, знал его имя и раньше, но только при встрече меня не осенило, что это он.

Ко вкусу зеленого чая во рту примешался вкус касторки. Все же назвать приятной нашу встречу было нельзя. Хотя, с другой стороны, что из того, что она была такой? Ну, была и была, главное – представленный материал, он все скажет сам за себя.

Тина сварилась к двум часам. Клипы шли один за другим, сплошным потоком, уже не прерывались никакими интервью, никакими картинками застолий: заканчивался один – тут же начинался следующий. Тина таращила-таращила глаза на экран, мои клипы все не появлялись – и она, наконец, уснула на кресле, подобрав под себя ноги и положив голову на спинку.

– Разбуди меня, когда станут давать, – прежде чем окончательно отключиться, пробормотала она.

Я начал закипать часам к трем. Что, может быть, было не вполне правомерно: если эфирная пленка была у них почти готова, меня естественным образом должны были поставить в самом конце. Но дело в том, что с какого-то момента клипы, что шли, стали всё хуже и хуже. А после трех потекло что-то совсем несусветное. Это уже был сплошной шлак, какие-то объедки, опивки. Никакой кинопленкой здесь и не пахло, все снято сразу на видео, с дикими цветами, смонтировано – будто сколочено гвоздями, со сбитой звуковой подкладкой. Оказаться в такой компании было просто позорно.

В половине четвертого, только начался очередной шедевр, я снова сгонял на кухню и вернулся оттуда с бутылкой, сменив чайный настой на продукт виноградного брожения, а чашку на стакан.

Клипы закончили крутить в половине пятого – будто резанули пленку ножом. Вдруг после завершения очередного экран сделался непорочно чист, звук исчез, так длилось минуты две, после чего экран выдал предупреждение канала об отключении – и немного погодя выполнил его, разродившись мельтешащим бело-голубым зерном. Никакого подведения итогов, объявления награжденных – ничего этого транслировать не стали. Моих клипов вообще показано не было.

Телефон зазвонил – я еще продолжал ошарашенно сидеть в кресле и все медлил выключать телевизор. Я ничего не понимал. Меня можно было показывать в цирке в качестве снежного человека, в клетке и с кольцом в носу, – такое существо я собой представлял в тот миг. Тина на кресле рядом проснулась от звонка и сонно заворочалась.

– Что, да? Уже? – выговорила она, пытаясь открыть глаза.

– Иди ложись, – указал я ей на постель, бросаясь в прихожую к телефону и на ходу вырубая телевизор.

Звонил Николай.

– Где? – произнес он только одно слово. И в трубке наступило молчание.

Но с таким же успехом мог задать ему этот вопрос и я. Я ответил Николаю теми словами о цирке и кольце в носу, что крутились у меня в голове. Он снова устроил минуту молчания.

– Конечно, есть вариант, что закончилось оплаченное время и канал отрубил вещание, – сказал он затем. – Но, честно говоря, это маловероятно.

Я был с ним согласен. Хотя именно о такой причине непоявления моих клипов хотелось думать как о наиболее вероятной.

– Завтра все выясню, – бодро уведомил я Николая о своих планах.

Бодрее, чем то приличествовало случаю. И Николай это уловил.

– Какое завтра. Уже сегодня, – уточнил он. – А на канале я сам узнаю. Тут не беспокойся. Хотя, говорю, едва ли дело в канале.

Новый звонок последовал – я только опустил трубку на базу. Теперь это был Юра Садок.

Разговор наш почти в точности повторил разговор с Николаем. Единственно что в отличие от Николая всякие подозрения в отношении канала он отмел без оговорок.