На мобильный я и позвонил. У стационарного телефона можно не снять трубку – при том, что ты рядом, у стационарного телефона, если не хочешь вести разговор, легко положить трубку; стационарный телефон – это аппарат, средство связи, техника, одним словом. А мобильный – это словно бы часть тебя, нечто вроде руки, ноги, почек, печени; мобильный – это твой орган, и на звонок мобильного непременно ответишь, как непременно среагируешь на сигнал, идущий от внутреннего органа: почешешься, примешь таблетку анальгина, побежишь к врачу. И даже если определитель номера сообщает тебе, что звонит тот, с кем ты не желаешь разговаривать, не ответив раз-другой-третий, на какой-нибудь, хоть на сотый, раз все равно ответишь: невозможно не почесать нос, когда он чешется.
– Здравствуйте, – добавив имя, чтобы быть уверенным, что это действительно он, сказал я, когда после нескольких сигналов в трубке у меня щелкнуло и возник голос.
– Да, здравствуйте, – ответил голос, подтверждая тем самым, что это он и что я не ошибся.
– Это говорит… – Я представился. Посчитав необходимым напомнить о том, как мы столкнулись в дверях. – Я хочу узнать, почему не было моих клипов?
– Откуда у вас мой мобильный? – вместо ответа на заданный мной вопрос резко спросил он.
– Сначала я бы хотел получить объяснение от вас, – сказал я. – Меня интересует, почему не было моих клипов?
Если бы он говорил не по мобильному, вероятней всего, на этом месте он бы положил трубку. Но с мобильным действуют иные законы. Не отнимешь же у себя просто так ногу. Не отсоединишь почку. По мобильному вы будете разговаривать.
– Ну не было и не было, – все так же резко сказал он. – И что?
– Почему? – вопросил я. – Все условия подачи материалов мной выполнены. Деньги, двести долларов, я заплатил.
– И что? – снова отозвался он.
– То, что я хочу получить от вас объяснение. Или это у вас только для своих устраивается?
– А что, для чужих устраивать?
Можно сказать, он мне ответил. И этот ответ был полностью идентичен тому объяснению, которое накануне дал мне Лёня Финько. «Ты и засранец!» – рвалось из меня залепить моему собеседнику хотя бы виртуальную оплеуху, но я удержался. Я, в принципе, вообще полагаю необходимым воздерживаться от подобных жестов. Они куда больше унижают того, кто их совершает, чем того, на кого обращены. У меня не всегда это получается – удержаться, но тогда получилось.
Мы обменялись с наследником знаменитой фамилии еще несколькими фразами все в прежнем духе, и в какой-то момент я просто отсоединился от него. Кажется, даже не на его словах, а на своих собственных. Прервав на полуслове самого себя. Забыв, кстати, сказать ему о том, чтоб возвращали эти двести зеленых. Очень может быть, что он бы их мне и вернул. Что ему, с мобильным в кармане, были эти двести долларов. Но я забыл.
Одну из главных премий, как стало известно немного погодя, когда опубликовали итоги конкурса, он присудил самому себе.
Спустя месяца два мне представился случай стать в тусовке устроителей фестиваля своим.
Мне позвонил Боря Сорока и попросил прийти на встречу с «заказчиком». Что означало появление у него некоего типа, которому нужен черный ход на какой-то из каналов, в какую-то из программ. То, что Боря обращался ко мне, означало, что, вероятней всего, нужна программа, в которой я в свою пору светил фейсом с экрана. Я снова был для Бори ценным посредником. Вскоре после нашей встречи с Конёвым точно так же я столкнулся в стакановском коридоре с Бесоцкой. Терентьев исчез неизвестно куда, его заменил другой «хмырь», а она сохранила свое место. «Ой, кого вижу! – раскидывая руки в стороны и лучезарно улыбаясь, остановила она меня – при том, что до этого всегда проходила мимо с самым суровым видом, не узнавая. – Сколько лет, сколько зим! Что же ты? Где пропадаешь? Почему никогда не зайдешь?» «Терентьева нет – пожалуйста: жду твоих предложений, всегда с удовольствием их рассмотрю», – вот как следовало понимать ее слова. И уже пару раз я у нее появлялся, принося ей в клюве от Бори зеленую пищу, от которой, само собой, перепадало кой-что и мне.
Так вот, приятно согреваемый вожделением близкой и легкой добычи, я влетел в Борин офис, умерил шаг, услышал от секретарши, что меня уже ждут, и, придав шагу уже абсолютную степенность, вошел в гостевую комнату офиса. С кресел навстречу мне, оторвавшись от стоявших перед ними чашечек кофе и рюмок с коньяком, поднялись двое. Один из них, вполне ожидаемо, был Боря, а второй. при виде второго у меня заскочила нога за ногу, и я едва не упал. Второй был не кто другой, как тот, которому я не высказал в разговоре с ним по мобильному всего того, чего он заслуживал.
Видимо, у него возникла нужда в джинсе, и за устройством ее он обратился к Боре. А Боря, в свою очередь, решил использовать меня. Кому-кому, а Боре я не рассказывал о своих фестивальных приключениях. С Борей у нас были отношения деловых партнеров.