Солнце заходит...

После этой интересной встречи я отправился дальше на север, чтобы провести остаток отпуска в Калинге. Чтобы иметь деньги на поездки, я обычно писал статьи в различные газеты Манилы. Гонорар за статью составлял около пятидесяти песо — примерно сто датских крон. Рождественские каникулы обошлись мне в триста крон, следовательно, для покрытия расходов мне требовалось написать три статьи. Две из них я хотел посвятить племени калинга, а о чем же писать третью? О семье Мананга? Откровенно говоря, для статьи материала было маловато. Правда, у меня хранилось несколько хороших фотографий, сделанных в Сан-Хуане. Когда я показал их своему коллеге профессору Байеру, он заявил, что эти люди — наиболее примитивные и, вероятно, самые древние представители малайского типа. В конце концов появилась на свет статья о неизвестном до тех пор науке племени абенлен. Она получилась короче остальных, так как все, что я знал о них, уместилось на нескольких страницах. Статью напечатали в газете «Манила Таймс», я получил свои 50 песо и остался весьма доволен.

Но тут произошло нечто непредвиденное. Мне позвонили из нескольких агентств печати с просьбой прислать фотографии в качестве иллюстраций к моей статье. У меня не было других снимков, кроме тех, которые я уже использовал, поэтому их снова пришлось пустить в ход. В одно мгновение я стал всемирно известен. Со всех концов носы пались письма и газетные вырезки. Старые друзья в Копенгагене, Калифорнии, Австралии и даже на Тринидаде, с которыми я годами не имел связи, прочли в газетах о том, что датский профессор открыл на Филиппинах неизвестное племя. Даже американский еженедельник «Тайм» напечатал обо мне статью с фотографией, где я был снят с двумя девушками племени абенлен. Под фотографией стояла хлесткая подпись: Не took off the varmsh[16]. Лучше невозможно выразить в нескольких словах то, что я постоянно пытался делать — счищать с филиппинца толстый слой лака, который на него нанесли испанцы и американцы, и показать его таким, каков он есть в действительности.

Представьте себе мое замешательство, когда я получил телеграммы с просьбой прислать дополнительный материал с фотоснимками и узнал, что из США выехал корреспондент телевидения, чтобы заснять племя абенлен! Ведь все мои знания об абенленах уместились в маленькой статье в газете. Собрав телеграммы, я в отчаянии пошел к декану факультета. Он от души посмеялся над положением, в которое я попал, но любезно предложил мне взять недельный отпуск и отправиться в Самбалес, чтобы поискать там абенленов и раздобыть новые сведения об их образе жизни.

На этот раз я, наконец, попал в Поомбато. Нас было очень много, поскольку к нам примкнули вооруженные силы. Конечно, со мной находились мои старые друзья: Агилар, Гарсиа и Бланко, кроме того, школьный учитель из Паски, американский профессор социологии из Манильского университета и корреспондент телевидения со своими камерами. Охраняемые двенадцатью солдатами с заряженными винтовками, мы уселись на военный грузовик. Для большей безопасности нас сопровождал броневик под названием «Бетти»; на нем установили пушку и пулемет, направленные в разные стороны.

К счастью, уровень воды в Бакилане позволил машинам переправиться через реку. Дорога была ужасная, но нам удалось в целости и сохранности добраться до Поомбато, расположенного в восемнадцати километрах к востоку от Ботолана.

В центре города стоял казарменного типа барак, возле пего находился рынок. Южнее рынка — жалкие, грязные лачуги эвакуированных негрито, а к северу от него — опрятные бамбуковые хижины, которые населяло маленькое племя абенлен. Разница между двумя поселениями была поразительной, но любопытно, что цивилизация больше затронула негрито, чем абенленов. Негрито переселили из района, прилегающего к деревне Виллар, где имелась школа, тогда как абенлены прибыли из Кабатуана, совершенно дикого места. А ведь некоторые полагают, что стоит только отсталые народы послать в школу, как остальное придет само собой.

Племя абенлен возглавляли два вождя. Из них главную роль, вне всякого сомнения, играл Дикот. В переводе это имя означает «трава». Второго вождя звали Бокот, что, пожалуй, лучше всего перевести как «широкоплечий».