Сошедшие с небес

— Не смеши меня, капитан, — устало сказал толстяк. — У нас в ГВФ вторые пилоты по пять тысяч часов имеют, а командиры экипажей и того больше. Так что засунь свой налет знаешь куда?

— Но меня же военкомат направил! Вот оно, направление... Я же летчик! Летчик, слышишь ты, бумажная душа?!

— Не кричи. Нам десятиклассника легче научить летать на пассажирской машине, чем тебя переучивать.

— Да я с сорок второго такое прошел, что тебе и не снилось!

— Один, что ли? — поинтересовался толстяк.

— Чего «один»?

— Один, спрашиваю, что ли, прошел? Или еще кто рядом был?

Сергей в отчаянии схватился за голову.

— Не паникуй, капитан. Устраивайся, обживайся. Заходи к осени. К октябрю откроем шестимесячные курсы наземной диспетчерской службы.

Сергей поднял голову, посмотрел на толстяка с ненавистью.

— Ты что же, мать твою в душу, меня — истребителя, боевого летчика — в наземную службу?! — Он перегнулся через стол, сгреб толстяка за пропотевшую рубашку, рывком поднял его со стула. — Окопались в своих кабинетиках, суки! Где ты был в сорок третьем, в сорок четвертом, в сорок пятом?!

Толстяк оказался на полголовы выше Сергея.

Он положил свою ладонь на лицо Сергея и коротким, могучим движением откинул его от себя. Сергей перелетел через весь кабинет, ударился затылком о стену и рухнул на пол.

Толстяк вытащил из-за спинки стула две палки, оперся на них и, раскачиваясь, вышел из-за стола, скрипя двумя протезами. У него не было обеих ног.

На спинке стула висел форменный синий китель с одинокой золотой звездочкой Героя с потертой муаровой лентой.

Толстяк подошел к лежащему Сергею, тихонько ткнул его палкой в живот и сказал:

— Ладно тебе... Вставай, не психуй. Давай поговорим спокойно...

На окраине города в глубине большого неухоженного двора — двухэтажный деревянный домишко.

Во дворе Маша и Сергей развешивали на веревках вещи, слежавшиеся в чемоданах за дальнюю дорогу. Тут были и немецкий плед, и шинели, белые медицинские халаты и шапочки, гимнастерки, короткая меховая американская летная куртка, детский ватный матрасик. Но венцом этого парада вещей был настенный немецкий плюшевый ковер с грустными желто-коричневыми оленями на ярко-зеленой лужайке под кроваво-красными лучами заходящего солнца...

На шее у Маши связка прищепок. Сергей в нательной рубахе, в галифе, босиком. Не прекращая помогать Маше вытряхивать и развешивать вещи, Сергей тихо и печально рассказывал:

— ...вы, говорит, истребители, летали всегда в одиночку. Привыкли, говорит, каждую минуту рисковать своей шкурой, и вас вроде бы уже от этого не отучить... А нам, говорит, ваши рисковые штуки — до фонаря. Нам, говорит, нужно, чтобы пассажиры были живы-здоровы и груз в сохранности... Нам в гражданской авиации рисковать нельзя. Извини, говорит...

— Сережа, иди в вечернюю школу, кончай десятый класс. На будущий год в областной педагогический поступишь... Мне в больничке к Новому году еще немного прибавить обещали... Пойду на полставки в поликлинику, возьму несколько суточных дежурств дополнительно. Вытянем запросто!..

— Ну что ты болтаешь?! Куда я пойду в десятый класс, если я в девятом-то никогда не учился!..

— Во глупый... — удивилась Маша. — Кто тебя за язык тянет? А ты иди сразу в десятый. Как демобилизованному — никаких экзаменов. Ты же умница!..

Из дому на крыльцо, еле передвигая ноги в огромных Сережиных меховых унтах, вышел Вовка в одной короткой майке и трусиках. На голове у него был отцовский шлемофон с соединительной колодкой для радиосвязи.

— Папа! — орал Вовка и потрясал над головой золотыми Сережиными погонами. — Тебе погоны больше не нужны, можно, я их себе возьму?

— Бери. — Сергей махнул рукой.

— Не трогай папины погоны, — строго сказала Маша. — Не дорос ты еще до капитана. Я тебе другие дам.

Она сняла со своей шинели узкие погоны младшего лейтенанта медицинской службы и бельевыми прищепками прикрепила их к бретелькам Вовкиной майки.

— Ой... — презрительно протянул Вовка. — Медицинские... Нужны они мне!

— Вот я тебя сейчас выдеру за эти слова! — взорвался Сергей.

— Что ты, что ты, Сереженька! — испугалась Маша и прижала Вовку к себе. — Он же маленький еще... Ну откуда же ему знать-то все?

В эту секунду, отчаянно сигналя, во двор влетела полуторка. Лихо развернулась и затормозила рядом с крыльцом. Из-за руля вылезла Нюська — соседка Маши и Сергея.

Нюське — тридцатник. Она человек одинокий, веселый и очень привлекательный для всего мужского населения. А еще Нюська человек самостоятельный — заправский шоферюга в местном автопарке.

— Эй, соседи! Принимай койку двухспальную! Будя на чемоданах дрыхнуть! — Нюська откинула боковой борт грузовика.

Там стояла широкая кровать с никелированными дугами спинок, уймой блестящих шишечек и добротной пружинной сеткой.

— Давай, Серега, лезь в кузов, подавай ее нам, а мы тут с Машкой примем...

— Нюсенька, золотце мое! Да нам же с тобой век не рассчитаться! — воскликнула Маша.

— А вы ничего за нее и не должны. Разве что спать на ей покрепче, когда ко мне хахаля приходить будут. И все дела!

Сергей впрыгнул в кузов, осмотрел кровать, сказал Нюське: