Сошедшие с небес

— А чего ее целиком таскать? Такие кровати вроде бы разборные.

— Точно! — согласилась Нюська. — Это когда она из магазина, то разборная. А когда со свалки, да сетку пять дней в солярке от ржавчины вымачивали, потом сварщики в автопарке с ею занимались, опосля маляр ее марафетил, а в гальваноцехе вот эту хреновину никелировали, так она стала вовсе не разборная. Подавай! Берись с того краю, Мария! Так, хорошо, хорошо... Полегоньку. Держи, Серега. Маш, перехвати за спинку... Вовка! Вовка, сукин ты кот! Ты куда же это в кабину в одних трусиках на грязное сиденье полез?! Боже мой! Да подстелите вы ребенку чего-нибудь под задницу, если вы ему на штаны не заработали!.. Отпускай, отпускай, Сереженька! Держим, держим... Ты теперь к нам спрыгивай. Ты нам тут требуешься.

... Кровать стояла на земле. Маша увела Вовку в дом надевать на него штаны, и было слышно, как они спорили там.

Сергей с Нюськой уселись на пружинную сетку покурить. Нюська качнулась на сетке, сказала Сергею:

— На такой коечке еще пару Вовиков можно найти. Это, конечно, если хорошо поискать.

— У тебя, наверное, койка не хуже. Чего же ты сама не поищешь?

— Мне одной не вытянуть. А вас — двое. Вам хорошо.

— Вышла бы замуж.

— Так ведь как же, Сереженька, замуж выходить, когда я даже «похоронки» на своего не имела? Пропал без вести в начале сорок второго и с концами…

По улице бежала стая ничейных собак. Маленькая рыжая сучка заглянула во двор, и вся стая остановилась.

— Кыш отсюда! — крикнула на них Нюська, и собак словно ветром сдуло. — Мечутся, мечутся, бедняги... А вдруг вернется?

— Кто? — не понял Сергей.

— Ну мой-то...

— А-а-а... Да нет, Нюся, теперь уж вряд ли.

Нюська затоптала окурок, сплюнула, встала с кроватной сетки.

— Но я все ж его погожу. Эй, Мария! Ты где? Иди койку тащить!

Маша выскочила на крыльцо вместе с Вовкой, одетым в штанишки. Она сорвала с веревки плюшевый ковер с оленями и накинула его на Нюськины плечи.

— А это тебе от нас. Верно, Сережа?

— Конечно, — впервые улыбнулся Сергей.

— Ой-ой-ой! Какая тетя Нюся красивая!!! Как принцесса! Вот это да! — в восторге закричал Вовка.

Нюську подарок вроде бы и не обрадовал:

— Ошалели? Да такой ковер у нас на «балочке» тысячи стоит. Пока Серега без работы, его там загнать — три месяца продержаться можно.

— Ничего. Мы и без «балочки» обойдемся, — сказала Маша.

— Да что, я себе работы не найду, что ли? — закричал Сергей.

Сергей и еще четверо нанятых мужиков таскали мясные туши из кузова продуктового грузовика в подвальное помещение гастронома.

Руки и лица в мясной сукровице, на головах капюшоном мешки накинуты, пот заливает глаза. Тушу на плечи — и вниз по каменным ступенькам узкой лестницы в подвал, на весы... Кладовщик взвесит, в тетрадочку запишет. На двутавровой балке — крюки. Хоть и невысоко, но вешать нужно вдвоем, втроем. Тяжелые, огромные туши...

И снова наверх, к грузовику. А мяса еще полкузова.

Потом измочаленные, с запавшими глазами, мылись в подсобке у железной раковины, ждали расчета.

Вошел кладовщик, молча отслюнил каждому по красненькой тридцатке, негромко сказал старшому:

— Там, где всегда, оставил вам. Только тару потом верните.

И вышел не попрощавшись.

Неподалеку, на пустыре гуляла собачья свадьба. Старшой покопался под чахлым кустиком, достал оттуда солдатский вещмешок. Расстелил на земле газетки, развязал мешок и вытащил оттуда килограммов пятнадцать сырой говяжьей печенки. Аккуратно разделил на пять частей и свою долю опять запихал в вещмешок.

Бездомные псы тут же застыли, подняли морды, стали нервно принюхиваться.

Все разобрали свои доли в заранее приготовленные матерчатые торбы. Только одна доля — Сергея — продолжала лежать на газетке.

Старшой показал Сергею — забирай, мол, но тот с места не двинулся. Стоял и тупо смотрел себе под ноги на печенку.

— Тебе жить, — равнодушно пожал плечами старшой, и все четверо пошли в разные стороны. Загипнотизированные запахом, замерли голодные бездомные городские собаки...

Лежала сырая говяжья печенка на земле, на подстеленной газетке. Стоял над ней бывший капитан, бывший летчик-истребитель, прошедший к своим двадцати семи годам огонь, воду и медные трубы. И черт знает, что творилось у него сейчас в голове...

И вдруг в отчаянии и ярости — с размаху ногой по этой проклятой печенке!.. Полетели вверх кровавые ошметки, шлепнулись метрах в пятнадцати, и тотчас бездомная собачья свора сцепилась над ними в смертельной драке...

Вечером сидели дома, ужинали. Вовка капризничал, не хотел пить молоко. Сергей мрачно ковырял вилкой картофель.

— Меня еще на полставки в поликлинику взяли процедурной сестрой. Так что живем, ребята!.. Вовик, не вороти нос. Допей молоко, пожалуйста! Сережа, подлей масла постного в картошечку, а я еще лучку подрежу, хочешь? — щебетала Маша, тщательно скрывая усталость.

Сергей вынул красную тридцатку, положил на стол.

— Вот это да! Вот это да!!! — поразился Вовка.

Маша зашла сзади, обняла Сергея, стала целовать его в макушку:

— Ах ты ж наш добытчик! Ты ж наш кормилец!

Без стука открылась дверь, заглянула Нюська в крепдешиновом платье, голова — в туго накрученных бигудях.